«Мы — боевые волонтеры»
Для тех, кто еще не знает, Анна Артемьева первой из гражданских рванула в марте прошлого года с гуманитаркой на передовую. Туда, где реально шли бои. А на днях мы узнали из соцсетей, что ее муж, сотрудник краевой администрации и «добродел» Павел, добровольно ушел на СВО.
— Анна, вы с супругом и так делаете громадную, нет, колоссальную работу. Павлу показалось, что этого мало? Почему принял такое решение — стать добровольцем?
— У любого боевого волонтера, тем более у мужчины, желание встать рядом с ребятами на СВО возникает сразу, как только он первый раз попадает в окопы. А Паша — боевой волонтер. Мы ведь десятки раз были в горячих точках и разных опасных зонах. Но мужская солидарность с нашими ребятами-защитниками — это только одна причина. Паша видел, что нацизм реально существует, что наших людей унижали. Мы много общались на освобожденных территориях с местными. Для ВСУ они были «сепарами», людям пообещали, что сделают из них рабов. Любой нормальный мужчина ТАМ понимает, что ему надо включиться в работу по защите своей Родины. У кого-то есть возможность помогать в тылу. Но Паша понимал, что его знания, опыт нужны на передовой. У него технический склад ума, он прекрасно разбирается в любой технике.
— Как он вам сказал о своем решении?
— Тут даже не сказал… Просто в какой-то момент стало понятно, что рано или поздно это произойдет. Я украдкой замечала, что Паша просматривает информацию о добровольческих объединениях. Понимаете, мы же с ним постоянно мотаемся на Донбасс, у нас каждый семейный ужин — это разговоры о том, кому и что передать, кто что попросил, где купить, что заказать, как построить логистику, кто будет на складе, какой экипаж куда отправляется. Тема у нас с ним сейчас одна. И для меня его решение очень естественное. Тяжело было сказать его маме, родственникам. Эту ношу я взяла на себя, подготовила родных мягко, объяснила, почему Паша так поступает.
Есть желающие погонять вдоль передовой?
— В вашем посте меня очень зацепили слова про «сомнительные и обидные выводы»? В чем же вас можно подозревать?
— Ну, некоторые люди считают, что мы такими образом строим политическую карьеру, что у нас меркантильные цели. Мол, зарабатываем политические очки, чтобы подняться в социальном лифте. Но это говорят те, кто в первую очередь прикрывают свою трусость, непричастность, свое безразличие и свои страхи. Слушайте, ну и вы зарабатывайте политические очки, кто вам мешает. Давайте, приходите! Я буду делать все, чтобы вы получили какие-то плюшки. Поработайте хотя бы несколько дней на складе (если сможете, у многих на второй день пальцы не разгибаются), погоняйте вдоль передовой, поблукайте на разбитых машинах, проедьтесь вокруг Азовского моря без педали сцепления, толкая машину впятером и постоянно ее выгружая и загружая. Поживите в располагах (расположение части) без условий, порискуйте жизнью. Давайте! Готовы?
Правда, в этот раз про амбиции и политические очки мы услышали от довольно близких людей, что особенно неприятно, но у меня с ними был короткий разговор.
— Из поста непонятно, как давно ваш муж ушел на СВО, давно это случилось? Где он служит?
— Служит уже две недели на передовой, в боевом подразделении. Это все, что я имею право рассказать.
— Страшно за него?
— Я совершенно нормальная женщина, конечно, страшно. Особенно страшно было вначале, когда не знала, куда его отправят, чем будет заниматься. Люди, в принципе, боятся неизвестности. Еще переживала и переживаю за нашего младшего сына, который к папе очень привязан. В первые мои поездки Паша часто оставался с Андрюшкой, был ему и за маму, и за папу. Наш младший — такой папин, папин малыш. Я-то к мужу сразу же поехала с гуманитаркой, как только узнала, где базируется его подразделение. Посмотрела на все своими глазами, меня отпустило. Чувство страха сменилось чувством гордости. Точнее, оно и раньше было, просто теперь стало еще больше.
— Не устали слушать о том, что у «вас же маленькие дети и теперь оба рискуете жизнями»? Что отвечаете в таких случаях?
— Муж пошел на СВО, а я буду продолжать туда ездить, именно потому что у нас маленькие дети, потому что мы боимся за их будущее. Мне кажется, это так понятно. Да, поначалу были подобные странные вопросы. Сейчас почти перестали спрашивать.
— У вашей семьи поменялся круг знакомых, друзей? Что вообще изменилось в вашей жизни с начала СВО?
— Наша семья достаточно закрытая, с небольшим кругом друзей. В основном это люди, которые были с нами с начала СВО, нас поддержали. Да, были индивидуумы, которые не поддержали. Естественно, их в нашей жизни больше нет. В окружении есть еще сомневающиеся, но я не трачу время на то, чтобы что-то кому-то доказывать.
— Где работал Павел, чем занимался? Вы написали, что спустя два месяца после открытия фонда муж включился в его работу.
— Паша работал в министерстве транспорта Краснодарского края начальником отдела реализации государственной политики в области автомобильного транспорта и безопасности дорожного движения. В этой сфере он еще со студенческой скамьи. В работу фонда включился после того, как я несколько раз съездила на Донбасс и начала проводить волонтерскую работу вместе с Николаем Павловым, нашим общим другом. Он, кстати, ушел добровольцем еще в январе. Паша к нам подключился, тоже начал ездить, проводить организационную работу, искать благотворителей, работать на складе, взаимодействовать с подразделениями. Очень много вопросов решал.
— Как ему удавалось совмещать со своей работой? Я работала в администрации, знаю, как загружены там люди, особенно руководители.
— Да, это верно. Но все же получалось. Как и всем нам. У всех, кто включен в работу «Добро и Дело», есть свои работы, бизнес. Работа в фонде — это наша гражданская позиция, мы не получаем за это никаких зарплат. Как успеваем? Ну, у нас еще есть выходные, вечера, к тому же многие вопросы можно решить по телефону. Паша ездил на Донбасс на выходных.
— Как вы познакомились? В какой момент поняли, что Павел ваш человек? Вы похожи по характеру или вы разные?
— Познакомились в 2008 году, поженились в 2009-м. Я работала репортером «Краснодарских известий». Паша тогда занимался таксистами, участвовал в рейде по нелегалам, в котором и я приняла участие. После он подвез меня в редакцию, а через время как-то нашел мой номер телефона и позвонил. Я воспользовалась тем, что парень стал проявлять ко мне внимание, и попросила отвезти к подруге в Горячий Ключ. После этой поездки посмотрела на него другими глазами, начали встречаться. Мы совершенно разные. Я эмоциональный человек, могу вспылить, наговорить лишнего. Паша же очень выдержанный, в отношении меня никогда не было никаких перегибов. Конечно, у нас всякое было, но при этом есть четкое понимание, что мы не можем друг без друга. Не представляю свою жизнь без него. Мы прошли большой путь вместе, который начали когда-то в однушке размером с собачью будку. Оба всегда много работали, не боялись никаких трудностей.
— Бытовуха вас не съела?
— Вовсе нет, нам удалось сохранить огонек в отношениях. Сейчас, когда Паша далеко и рискует жизнью, хочу ему максимально помочь, поддержать. И мне теперь еще тяжелее находиться здесь, в Краснодаре…
— Чем там?
— Да. Можно сказать, что давно живем на два дома, на два региона, на два мира. И все по-настоящему русское, все то, о чем мы читали у наших классиков — это сейчас там, за лентой: быть рядом в трудную минуту, сопереживать, по-настоящему любить, выполнять долг, нести свой крест.
«Бабушку отправили в сторону наших и дали очередь в спину»
— Что из поездок запомнилось?
— Да много что. Поездок было уже так много, что мы перестали их считать. Запомнилось, как помогали выводить людей из подвалов, двери в которые всушники заваривали перед своим отступлением. Раздавали освобожденным еду.
Как попадали под обстрелы. Как вычислили наводчика и передали информацию военнослужащим — они отработали по его расположению из танка. Как схрон с оружием нашли и сдали его в военную комендатуру.
Помню учительницу, спасавшую школу от обстрелов. Она прятала в подвал карты, доски, очень обрадовалась нам и нашей помощи. Запали в душу жители отдаленных сел, которые не уезжают оттуда, потому что в огородах похоронены их родные.
Или как к руководителю нашего филиала в Луганске Сергею Твердохлебу пришла бабушка. Думали, ей помощь нужна, а она сама протянула деньги: «Я вот пенсию отложила, купи, внучок, квадрокоптер, по телевизору говорят, их не хватаете у наших мальчиков».
Сейчас наш фонд помогает семье из Северодонецка – Марии и ее 11-летней дочке Даше. Во время боев они сидели в подвале, видели, как укропы заставляли наших расстреливать друг друга, и как расправлялись с теми, кто отказывался. Недавно передали девочке велосипед.
Уникальные волонтерские истории постоянно происходят. Юра Мезинов, с которым мы начинали ездить, взял в свою семью детей из Кременной. Сейчас они живут у него в Ростове.
А в Горловке работает потрясающая Света Чинякова, она вывозит раненых, убитых, пришивает конечности. Параллельно она гуманитарщик, к которой стекается все на свете, потому что все знают, что Света обязательно передаст. Ее сын, понятное дело, воюет. Недавно мы к ней заезжали, и она рассказала историю, которая поразила даже ее. А уж Света всякого повидала, поверьте. 90-летняя местная бабушка, страдающая деменцией, оказалась возле укропских окопов. От них до населенного пункта полтора километра. Эти нелюди бабушку развернули, отправили в сторону наших и, когда она подошла, дали очередь в спину…
Вообще Горловка — уникальный город. Обожаю его. Люди там особенные. Оттуда ушли первые ополченцы, город и сейчас продолжает бороться. Уверена, что мы живы благодаря именно Горловке. Мне искренне стыдно, что мы так поздно стали помогать, надо было раньше включаться.
Левкин пожертвовал выигрыш в программе «Секрет на миллион»
— А как вообще появился фонд? С чего все началось?
— «Добро и Дело» — это сообщество предпринимателей. Это практически все мои друзья, партнеры, клиенты. В определенный момент мы собрались и решили помогать. А буквально через месяц началась СВО, и все наши силы были направлены туда. Самой первой была поездка в марте с Николаем Павловым. Поехали прямо на линию соприкосновения, повезли людям продукты. Тогда колонны ходили вчерную. Это было прямо поступком-поступком, все, помню, обалдели, а мы поняли, что будем ездить постоянно, и начали собирать гуманитарку. Потом я подала документы, чтобы официально открыть благотворительный фонд. На сегодняшний день нами передано более 700 тонн гуманитарной помощи. Первое время все покупали за свои деньги и обзванивали неравнодушных друзей. Фонд закупил оборудование для военнослужащих примерно на 250 миллионов рублей: квадрокоптеры, противодронные ружья, автомобили. У нас сейчас около 50 подшефных подразделений по всей линии фронта. Помогаем и мирным жителям, и беженцам. Наши филиалы есть в Донецке, Сочи, Луганске.
— Анна, где силы берете?
— Мелкие наши, сыновья, помогают оставаться на плаву, муж поддерживает. Много сил дают единомышленники. Благодарна Игорю Васильевичу Еременко, который занимается текучкой и снимает с меня все бумажную волокиту. Коля Павлов, светлая голова, хоть и сражается, но продолжает быть со мной на связи, многое подсказывает. У нас сильная команда в Луганске. В Краснодаре фонд поддерживает Екатерина Афонина, депутат городской Думы, наш «добродел» и большая умница. Знаю, что если есть незакрытая заявка, то Катя поможет. Как и руководитель компании «Час пик» Андрей Сергеевич Григоренко. Всегда есть поддержка и от вице-мэра Лилины Николаевны Егоровой. Недавно к нам подключился крупный предприниматель Дмитрий Конкин, закрыли многие сборы благодаря ему. С фондом стали сотрудничать известные артисты и музыканты. Недавно Володя Левкин пожертвовал нашему фонду выигрыш в программе «Секрет на миллион».
Социальная реклама
