За неповиновение избивали палками: как выживали пленные в фашистских лагерях в годы оккупации Краснодара

На июльском заседании гордумы было решено установить памятный знак советским гражданам, замученным в фашистских лагерях на территории Краснодара во время оккупации. Знак планируют поставить между домами №207 и 209 на ул. Коммунаров.

Адовы амбары

Один из таких лагерей в 1942/43 годах находился в районе улиц Красной, Хакурате и Коммунаров.

 Лагерь военнопленных стоял рядом с бывшим заводом им. Калинина, возможно, что и на его территории, - рассказывает Сергей Самовтор, кандидат исторических наук, главный специалист Государственного архива Краснодарского края. - Место это в народе называлось «ссыпки»: там был хлебный базар и амбары, куда ссыпали зерно. Вероятно, на этой территории находились и тысячи военнопленных, захваченных в ходе военных действий: перед оккупацией Краснодара или когда город уже был взят, но бои еще продолжались.

Споры о том, что такой мемориальный знак в память о жертвах нацистских лагерей, действовавших на территории Краснодара, должен быть установлен, длились несколько лет. Но спорили не об установлении самого знака - это решение было принято единогласно, а о тексте, который должен быть на нем. Кое-кто из историков и активистов-ветеранов утверждал, что люди в этом лагере были заживо сожжены фашистами, в спешке покидавшими город перед его освобождением Красной Армией. И об этом нужно обязательно упомянуть на мемориальном знаке.

 Таких лагерей с военнопленными в городе было около десятка. Может, где-то и поджигали бараки - при отступлении немцев горело полгорода. Но исторических документов, подтверждающих, что именно в этом лагере перед уходом немцы якобы заперли пленных в бараках и сожгли всех заживо, не существует,

- прокомментировал Сергей Самовтор.

К тому же после оккупации была создана комиссия по расследованию злодеяний фашистов. Многие краснодарцы подробно рассказали об этом периоде, о каких-то своих личных трагедиях, но факт о сожжении военнопленных нигде не прозвучало.

«Кубанской Хатыни» не было

Все-таки история - это о проверенных и десять раз перепроверенных фактах, поэтому вряд ли можно основываться на тех событиях, описанных в очерке Константина Симонова, побывавшего в Краснодаре сразу после его освобождения,

- говорит Самовтор.

 Вот тот самый фрагмент симоновского очерка: «В саду за больницей (Первой городской. - Прим. авт.) нас встретил человек, который в первую секунду показался нам стариком. Это был военнопленный красноармеец, раненый, с перебитой рукой. Он рассказал, что в другом конце города был лагерь для военнопленных. Перед отходом немцы подожгли его, и там почти все сгорели. Когда стены обрушились, этот человек пополз через обломки, ему придавило ногу. Он долго не мог выползти, и нога обгорела». Текст этого очерка был передан по телеграфу и опубликован в газете «Красная Звезда».

Как видим, у Константина Симонова привязки к месту нет, а если учесть, что записал он это со слов человека, находящегося в шоке, сам не зная города, версия о «кубанской Хатыни», не раз звучавшая при обсуждении этого вопроса, представляется неубедительной.

Искала братишку, а он погиб

Своими воспоминаниями с корреспондентом «Краснодарских известий» поделилась очевидец тех дней Нина Даниловна Ковалева (в девичестве Чернова). В этом году ей исполнилось 95 лет.

- Мы с мамой ходили в этот лагерь, - рассказала Нина Даниловна. - Искали там моего брата, Федора Чернова, призванного в армию перед оккупацией, думали, может, он в плен попал. Тогда туда много людей ходило - пленным через забор бросали хлеб и что у кого было съестного. Как потом оказалось, мой братишка погиб на Пашковской переправе, но мы не знали и надеялись, что он жив, в плен попал, тогда ведь никто ничего не знал. Пошли мы и после освобождения города, когда нам сказали, что пленные убегают. Думала, вдруг знакомые ребята туда попали, возможно, кто-то видел брата. Но никого из знакомых мы там не встретили, а те, кто был в силах, быстро разбежались. Тут видим - двое ребят, мальчики лет 18-19 лежат, встать не могут: у них руки и ноги были обморожены. Мы вернулись домой, взяли санки - жили недалеко, на ул. Буденного, между Коммунаров и Седина, - забрали ребят и привезли к себе. Они у нас дома прожили месяца три, может, больше. Мы их выходили, парни уехали, обещали написать, приехать, но никаких весточек от них мы больше не получали. Не знаю, пережили ли войну.

А все эти разговоры, что там кого-то сожгли, - неправда, ничего такого не было, - продолжает Нина Ковалева. - Улица Хакурате от нас недалеко, и, конечно, мы бы слышали и знали, что лагерь подожгли. Как это было, когда горели нефтезавод и завод Седина. Да и сами ребята, которые у нас жили, никогда об этом не говорили. Они рассказывали, что сами родом с Кубани, что их морили голодом, били, пытали, но про пожар - ни слова. Потом на месте лагеря военнопленных организовали склад НКО - Народного комиссариата обороны, я там работала. Склад обеспечивал солдат постельными принадлежностями и обмундированием.

До прихода немцев, мне еще 16 лет не исполнилось, я работала санитаркой в военном передвижном госпитале №746. А во время оккупации пришлось, по немецкому порядку, каждый день ходить отмечаться на бирже труда: располагалась она в школе №2, на углу Ленина и Красноармейской.

Достоверные источники

О том, как на самом деле развивались события в феврале 1943-го, рассказала заслуженный работник культуры Кубани Надежда Суворова, более 40 лет проработавшая научным сотрудником в краевом историко-археологическом музее-заповеднике им. Е.Д. Фелицына.

Органы оккупационной власти перед тем, как покинуть Краснодар, готовились осуществить ряд мер, суть которых изложена в журнале боевых действий 550-го тылового района, - рассказала Надежда Николаевна. - 1 февраля 1943 года командующий районом генерал-лейтенант Шмидт-Логан обсудил с генералом пехоты Ангелисом порядок и время эвакуации из города. 3 февраля командование 17-й армии распорядилось вывести из Краснодара те подразделения и органы тылового района, которые не имели значения для обороны.

Был решен вопрос о подготовке взрывов на военном аэродроме и организации поджогов зданий города. В тот же день оккупанты ужесточили комендантский час и в качестве меры устрашения публично повесили десятерых горожан, обвиненных в подготовке диверсий. Все это осуществлялось под руководством начальника гарнизона Краснодара оберст-лейтенанта Грильмайера.

По данным «Журнала б/д» к 5 февраля в 132-м пересыльном лагере (именно о нем идет речь), числилось 6174 человека. На следующий день лагерь вместе с охраной и военнопленными начал передислокацию в станицу Ивановскую. Число тех, кто оказался не готов к маршу и остался в Краснодаре, сократилось до 1350 человек. Наконец в сводке от 7 февраля было упомянуто 1430 больных военнопленных. Они остались под надзором краснодарской комендатуры и гражданских врачей. Подразделения комендатуры покинули город 11 февраля, о советских военнопленных в документах этого тылового района более ничего не сообщалось.

А день спустя после освобождения города 16-летняя краснодарка Нина Чернова вместе с мамой пришла к освобожденному лагерю, надеясь отыскать братишку…

«Лагерь обтянут два раза проволокой»

Из разведсводок краевого Управления НКВД и представительства Центрального штаба партизанского движения при Военном совете Закавказского фронта, 13 ноября1942 года (книга «Кубань в годы Великой Отечественной войны»):

«Лагерь обтянут два раза проволокой. Часть военнопленных ночует в амбарах, часть ночует под открытым небом, часть содержится в амбарах, забитых со всех сторон. Военнопленные завшивлены, небритые и нестриженые, многие опухли от голода. Военнопленных ежедневно гоняют на работу на аэродром. Последние семь дней военнопленным не дают хлеба, вынуждая их записываться под видом добровольцев в кубанские части, формируемые прибывшими старыми офицерами из-за границы. За всякое неповиновение пленных избивают палками».

«Гр-ка Добробаб Мария ходила (из станицы Мингрельской) в Краснодар искать своего брата, но не найдя его, бросила небольшую булку хлеба в команду военнопленных, которых гнали на работу, и когда один из военнопленных поднял эту булку, конвоировавший подбежал и два раза ударил этого пленного палкой по плечам. Вторая женщина бросила этим пленным пирожок, за который второго военнопленного также избили, последний упал на землю…»