Пришлось подсесть на ненормативную лексику
— Алексей Викторович, вы материтесь?
— Я — мужчина и филолог, поэтому владею разными стилями речи, какие-то стили, бывает, владеют мной. В публичной обстановке, в присутствии незнакомых людей я гарантированно говорю на дерзком, но правильном русском языке. Но у меня был 2-летний опыт службы в советской армии. Я попал туда в 1985 году интеллигентным 20-летним мальчиком, который не собирался применять ненормативную лексику. Вокруг себя я увидел офицеров, солдат, новобранцев. Тогда я понял, что если здесь буду говорить на своем студенческом языке, меня не поймут. Мне пришлось подсесть на ненормативную лексику. Прежде всего потому, что в армии она была не просто руганью, а способом коммуникации. Когда я окончил службу, то достаточно долго преодолевал эту привычку: активно использовать бранные слова. Но не могу сказать, что до конца ее поборол. Мне кажется, что одна из функций мата — дать человеку возможность преодолеть его, вырасти над ним. Всю свою жизнь, даже находясь в мужских компаниях, я пытаюсь максимально уменьшить долю подобных слов или просто их не употреблять. Иногда у меня это получается.
— Почему люди ругаются матом? Зачем он им нужен?
— Мат — одно из самых многозначных явлений русского языка. Люди ругаются в состоянии резкой раздражительности, когда хотят нанести мгновенное поражение оппоненту, оскорбить его, это может быть спонтанный возглас восторга, неожиданная реплика в разговоре с близким человеком, подчеркивающая особенность ситуации. Для меня мат абсолютно недопустим как оскорбление другого человека — хотя эта ситуация классическая. Недопустим для меня мат и как современный сюжет речи. Когда брань не является отдельным словом, внезапным ударом какого-то странного языка, когда это просто слово-паразит. Привычка сквернословить сделала ругательства неоригинальными, невыделяемыми, неопознаваемыми. Бывает, слушаешь молодежь и понимаешь, что для нее эти слова потеряли всякую окраску. То есть мат потерял мат в себе. Он стал способом общения. Разумеется, когда вся речь состоит из слов-паразитов, понимаешь, что это большая беда личности, неумение высказаться в своей полноценности, неспособность подать себя.
Мат стал сериалом
— Я недавно наткнулся на такую мысль, что для современной молодежи материться — это говорить прямо от сердца.
— Я, скорее, больше видел взрослых мужчин, которые говорили от сердца с помощью использования непозволительных выражений. А вот среди поколения юного, которое я очень люблю и уважаю, такого не замечал. Я учу молодежь и стараюсь у них перенимать что-то новое. Но чему я у молодых не учусь, так это превращению языка в некий полигон сериальных технологий. Мат стал сериалом. Я сериалы не люблю, потому что они имеют ноль эстетики и, к сожалению, не поражают ни ум, ни воображение. Это не речь от сердца. Это нежелание поработать над языком. Ведь язык — это личность. Зачем менять уникальность своей речи на речь достаточно предсказуемых слов.
— Вы заметили, что как популярны нынче сериалы, так же популярен и мат?
— Да. Но это не везде. Я работаю с первыми курсами филфака. И вот приходят эти девчонки, реже мальчишки, они настолько порой чисты, что когда я на лекциях употребляю какое-то рискованное слово — естественно, это не брань, — то чувствую, что даже от него мои некоторые студенты передергиваются. Молодежь очень разная. Любое поколение состоит из разных людей.
— Надо ли бороться с матом?
— Только внутри себя. Какие-то обходы территорий, протоколы — не мое. Хотя я признаю, что есть ситуации, когда мат может являться проблемой юридической плоскости. Надо понять, что речь нуждается в контроле. Если вы хотите быть человеком развивающимся, то нужно расти не только в кошельке, должностях и прочих бонусах, но и в собственной речи. Это великий рост, который сразу оценят другие. Я видел море бизнесменов, заработавших большие финансы, но которые сетовали на то, что они не могут покорить людей своей речью. С матом нужно бороться не столько ради порядка, не столько в плане воспитания детей, хотя в их присутствии мат даже художественно недопустим, а ради того, чтобы быть особенным в общении. Это же так прекрасно — обладать только своим словом.
Строители переходили на мою речь
— Аргументы в защиту матерщины, которые я чаще всего слышу, строятся как раз на том, что наша брань и есть особенность русского языка.
— Я уже привел в пример армию. Я горжусь, что отслужил в ней два года, хотя мне и было нелегко там, в том числе и по речевой причине. В армии действительно на мате разговаривали. А так еще, за исключением, может, только строителей, я не наблюдал таких сообществ людей, где мат категорически необходим. Нужно отметить, что когда я говорил со строителями на своем языке, они относились ко мне с большим уважением и переходили на мою речь.
75% хороших писателей не могут без брани
— Помните, в те же 70-80-е годы прошлого века человек, публично ругающийся матом, воспринимался обществом либо как пьяный, либо как сумасшедший. Сейчас говорить матом разве не норма?
— Не соглашусь. Когда это случается, скажем, в общественном месте, это воспринимается как нарушение нормы. Неважно, ругается ли молодой или пьяный. Обычно, если рядом находится мужчина, то он пытается это остановить. Просто раньше, когда собиралась компания из мужчин и женщин, считалось, что мат запрещен. Это понимали как самые отвязные сквернословы, так и выпившие. Сейчас в компаниях другие законы общения.
— Но разве вы не слышали живое выступление группы «Ленинград»? Мат проскакивает и на нашем телевидении. Его там, правда, пока еще запикивают, но ведь смысл ругательств все равно хорошо угадывается. То же самое происходит в литературе и кино.
— Я начинал слушать ранний «Ленинград», когда там была еще душа. Сейчас там один шоу-бизнес. Но я приведу другой пример. В одно время я как филолог довольно много слушал группу «Сектор газа» с ныне покойным вокалистом Юрием Клинских. Сначала я не понимал, что меня привлекает в этой безобразной музыке. Там и музыки-то было мало, а слова с трудом напоминали поэзию. Но потом я догадался, что мне было интересно, насколько Клинских, который был достаточно неблагополучным человеком, пытался перейти границу, достичь максимального отчаяния. У него не было никакой игры, кокетства и гламура, как у Сергея Шнурова из группы «Ленинград». Когда мат становится гламуром, мне это неинтересно. А вокалист «Сектора газа» был ужасным, но настоящим. Я чувствовал, что он в своей неказистой музыкальной деятельности пытается превзойти тех же декадентов: Шарля Бодлера и Артюра Рембо, которые чудачили не по-детски. Мат Клинских я не оправдываю, но понимаю, почему он ругался. Музыкант создавал чудовищную, но все-таки художественную реальность.
Но культура живет без наших с вами советов. Сегодня произошла легализация мата как культурной составляющей. Удивляет даже не то, что кто-то матерится в текстах молодых деятелей искусства. Берешь, скажем, недавнюю книгу маститого писателя Людмилы Улицкой «О теле души». Автору около 75 лет. Она никогда в своих текстах не выражалась. И вот, представьте, сейчас в своих последних рассказах она допускает присутствие брани. Или, скажем, возьмем Захара Прилепина, позиционирующего себя как нравственного писателя. На всех его книжках тот же самый гриф: «Содержит ненормативную лексику». Честно признаюсь, что когда я читаю Прилепина, то вижу, что необязательно это было вставлять. Но автор считает, что его реализм, его максимальная честность, его «пацанская» искренность требуют от него говорить такими словами. Меня шокирует, что процентов 75 хороших современных писателей не могут воздержаться от брани. Как будто без мата их текст не живет!
— Но разве в классической русской литературе не использовался мат? Ведь все знают, что Александр Пушкин писал матерные стихи.
— Пушкин — мужчина, и он дерзок. Это великий поэт, играющий с языком в самые сокровенные игры. Он экспериментатор и создатель современного русского языка, каким мы его знаем. Пушкин живой, он не фарисей, не прагматик ни в жизни, ни в творчестве. А потом, это уж явно не лучшие произведения поэта. Вряд ли их необходимо постоянно перечитывать.
— Великий русский поэт выражался, а почему нам нельзя?
— Пушкин уж точно не матерился в обществе. А потом, мы сейчас говорим с вами о двух языках — повседневном и творческом. В 90-е годы прошлого века ситуация сильно изменилась. В то время появилось два писателя: Виктор Пелевин и Владимир Сорокин. Их необязательно любить, перечитывать и тем более рекомендовать читать школьникам. Но они создали свои маленькие вселенные, хорошо соответствующие духу этих 90-х. У них мат никогда не бывает скучной предсказуемой бранью. Используемая в их литературе ненормативная лексика, простите, носит художественную, эстетическую и сюжетную функцию. Когда я читаю мат Пелевина, я не гневаюсь на него, а где-то даже смеюсь. Это очень удачные ходы по созданию новой языковой реальности. Но это особая литература, которая постаралась соответствовать раскрепощенному духу 90-х годов.
Контролировать свою речь – выступать против хаоса
— Наступит ли момент, когда не ругаться матом в российском обществе станет вызовом?
— За последние сто с лишним лет у России были более серьезные вызовы. В какой-то момент казалось, что пролетарско-революционная масса сметет все и русский язык превратится в то, на чем говорят победители. То же самое казалось и в 90-х. Однако этого не случилось. Великие русские консервативные силы победили желание произвести революцию во всем, в том числе и в языке. Матерные слова не стали нормой. Уверен, что дальше будет так же.
— Вы приписали охранительную функцию языка консерваторам. Какой из этого может сделать логический вывод современная, молодая, прогрессивная часть нашего общества: «Консерваторы выступают против мата. Мы стремимся быть современными и прогрессивными — в отличие от консерваторов, поэтому должны взять мат на вооружение». Разве не так?
— Мат – не прогресс. Это вечная, постоянно возвращающаяся сила, которая особенно активизируется в переломную эпоху. Я не вижу в мате ни социально-духовного эксперимента, ни какого-то будущего. В мате я часто вижу легкую форму недовольства бытием. Поэтому под тем консерватизмом, о котором я говорю в связи с вопросом о мате, я понимаю возвращение к целостной вере в то, что жизнь все-таки благо. Когда я контролирую свою речь, то становлюсь на сторону, которая выступает против хаоса.
