Неожиданное открытие
Никогда не знаешь, где найдешь. Особенно если работаешь с документами краевого госархива. Особенно если речь идет о светиле кубанской медицины Станиславе Владимировиче Очаповском, документы, дневники и библиотека которого практически полностью вывезены за границу.
В нашем архиве всего 24 «единицы хранения», относящиеся к Очаповскому: научные статьи, записки, дневники метеорологических наблюдений. Все они смотрены-пересмотрены исследователями, студентами. Кроме одного. За несколько десятилетий всего два просмотра у «Воспоминаний М.В. Баромыкиной о работе Н.В. Очаповской в Дагестане. Июль. 1931 год».
Заказываю их у архивистов, читаю и… замираю в восхищении.
У неординарного Станислава Владимировича и супруга была под стать! Вот это характер! Известно, что Надежда Васильевна Очаповская так же, как и муж, участвовала в медицинских экспедициях на Кавказ, самостоятельно открывала там офтальмологические отделения, за что заслужила безграничную любовь и преданность горцев. Но как это происходило? Как русской женщине в 30-х годах прошлого века удалось за несколько месяцев заставить кавказских мужчин уважать ее?
«Говорят, у вас тут какой-то необыкновенный доктор? — Необыкновенный? — спросил начальник милиции. — Какой ты ишак! Таких врачей больше нет на свете! Панымаешь, маленькая женщина, а храбрый, как все мужчины нашего района! Она куда хочешь и когда хочешь — день, ночь, все равно — поедет один. А лечит! Не бойся, болей чем хочешь — все равно вылечит. А больница какой? А баня как построил? Когда разбирал башни Шамиля, я думал, ее убьют. Ведь это священный теперь башня. Но ничего, жив остался. Вот только хочет уехать от нас. Вот еду в министерство хлопотать, чтобы еще немножечко ее оставили. А ты говоришь — «необыкновенный»! А лезгинка как танцует! Видал?»
Это строки из «Воспоминаний». Мария Васильевна Баромыкина описала увиденное во время своей поездки в Дагестан к сестре Надежде. Полностью приводим ее записи. В них прекрасно каждое слово.
Женщины носили платье, пока оно не истлеет
«В Дагестан я поехала на время своего отпуска, из Москвы. В Гунибе меня встретила Надежда Васильевна, откуда вместе с ней мы поехали в аул Тлярош (где она работала врачом). Ехали верхом на лошади. Мне хотелось помыться с дороги, но когда я громко сказала об этом, сестра замахала на меня руками и просила не говорить об этом громко. Оказывается, у аварцев, да и вообще у горцев Дагестана, считается позором для женщины мыться.
Все женщины ходили в черных платьях.
— Почему? — спросила я.
— Потому что, надев платье, они не снимают его, пока материя, истлев на них, не порвется.
Конечно, от грязи любая материя становится черной, ну, о вшах и говорить нечего.
Увидев все это, сестра уговорила жителей аула разобрать несколько сторожевых башен Шамиля и с помощью тех же жителей, не имея ни проекта, ни опыта, ничего, построила (из тех же камней. — Ред.) баню. Мужчины были в восторге, а потом и некоторые женщины, преимущественно молодые, стали ходить в баню. А вот пожилых женщин ей так и не удалось сагитировать. Вой был большой. Но потом и мужчины признались, что приятнее иметь дело с женщиной, когда от нее приятно пахнет и по ней не ползают вши».
Храбрые стали братьями милосердия
«Это была первая победа! Потом сестра взялась за организацию больницы. Опять ей пришлось все делать самой, но она и тут сумела собрать вокруг себя активных аварцев, которые помогали ей делать табуретки, тумбочки и т.п. Минздрав выделил ей только кровати, постельное и нательное белье и медикаменты, а впоследствии сестра научила аварок шить белье, которое было более похоже на смирительные рубашки, чем на больничное белье, т.к. сама сестра шить не умела, но все же смена чистого белья всегда была в больнице в нужном количестве.
Организовав больницу на 10 и 15 коек, не помню, Н.В. обучила нескольких аварцев работать санитарами, 2 более смышленых и храбрых познали работу братьев милосердия.
Интересно, что на прием вместе с больным или больной приходили все близкие родственники, даже с грудными детьми, и все просили положить в больницу и их вместе с больным.
Если у больного фактически ничего не было, он был абсолютно здоров, то все равно они требовали «дарман», т.е. лекарство. Что делать? Не дать лекарство — значит расписаться в своей беспомощности и незнании, а следовательно, потерять авторитет. Ведь аварцы, как и все горцы Дагестана, в то время считали, что доктор обязан дать какое-то лекарство, а если не дает, значит, или не хочет, или не умеет лечить. Вот поэтому и приходилось идти на безобидный обман.
В маленькие пузырьки разливались валерьяновые капли воды с касторкой и прописывались по 5 капель 3 раза в день таким «больным». Вреда никакого, а польза?
Однажды в отсутствии сестры пришел аварец.
— Что хочешь? — спрашиваю.
— Дохтур дал мне… (неразборчиво. — Ред.) капли, так помог, так помог, что Магомет не оставит его. Хотел еще просить».
Очаповскую спас слепой Мишка
После постройки больницы, после случаев, когда сестра вылечила больных, приговоренных ихним муллой к смерти (болели крупозным воспалением легких), слава сестры как врача прочно укрепилась среди аварцев.
Трудно, очень трудно было работать сестре вначале из-за незнания языка, но и с этим она очень быстро справилась. Некоторые аварцы, хотя и плохо, говорили по-русски. Это в основном бывшие преступники, которые были высланы в Сибирь, где и научились русскому языку. Вот они-то и были учителями, научившими сестру аварскому языку.
Вначале на все вызовы по району ей приходилось ездить с переводчиком из-за незнания языка и тропинок, проезжих дорог, в то время не было их в Чародинском районе, который она обслуживала, в радиусе 60 км. Но, освоив аварский язык и хорошо ориентируясь в горах, она стала сама выезжать на вызовы. Помню, однажды под вечер за ней приехал аварец из аула за 35 км от Тлярова. Взяв свою сумку, оседлав слепого от старости коня Мишку, она поехала на вызов. Обратно должна была ехать одна.
«Мы сидели с акушеркой и молодым аварцем и лепили вареники, чтобы накормить сестру за ужином. Неожиданно разразилась гроза с ливнем. Я страшно волновалась: как она доберется домой? Ведь такие ливни часто смывали тропинки или засыпали их обвалами из камней, да еще в двух местах сестре нужно было переезжать деревянные мосты, по которым и днем-то страшно было ехать. А стало совсем темно.
— Напрасно вздыхаешь, — сказал учитель, видя мое волнение, — там, где аварец не пройдет, Дин Василич (так ее называли аварцы) обязательно пройдет.
— Все это так, но ведь Мишка слепой.
— Он хорошо дорога знает, привезет ее, скорей кончай вареник, она приедет голодный.
И спустя 40 минут томительного ожидания распахнулась дверь, и мы увидели Н.В., с которой ручьями стекала вода. Вот что она рассказала.
Гроза застала меня на полпути, когда я уже проехала один мост. Мишка шел так осторожно, что я всецело положилась на него. Ничего не было видно, а молния всецело ослепляла. По моим подсчетам мы доехали до второго моста, и я уздечкой поворачиваю Мишку, но он уперся и ни с места. Отпустила уздечку. Он пошел дальше. Опять поворачиваю, т.к. при блеске молнии мне показался мост. Но Мишка опять уперся. Ну, думаю, завезет, и я не выберусь. Вдруг он сам повернул с тропинки, и по стуку копыт о дерево я поняла, что Мишка лучше моего знает дорогу. Но на середине моста, там, где не хватало одной доски, он остановился, напружинился и… перепрыгнул через проем на мосту.
А на другой день мы обнаружили, что там не хватает не одной, а трех досок. Как Мишка узнал об этом?»
«Таких врачей больше нет на свете!»
«Учитель, конечно, торжествовал и начал петь дифирамбы Н.В., а сестра, чтобы заставить его замолчать, поставила перед ним тарелку с варениками.
Второй раз она поехала еще дальше, на обследование детей, днем, но уже на вновь купленной хорошей лошади Ваське. Когда она возвращалась обратно, ее застал сильный дождь, и маленькая речушка вмиг превратилась в бурлящий поток. Васька отказался перейти его. Тогда сестра сползла с лошади, взяла ее под уздцы и, прыгая с камня на камень, повела лошадь за собой, рискуя каждую секунду очутиться в этом бурлящем потоке.
Кто, когда и как из аварцев видел эту картину, — неизвестно, но мы узнали об этом не от сестры, а от аварцев, восхищавшихся ее мужеством и бесстрашием.
Слово Н.В. стало для аварцев законом. Что бы она ни сказала, куда бы кого ни послала, — все исполнялось беспрекословно. Когда я спросила, как удалось ей в такой короткий срок завоевать авторитет, она шутя ответила:
— Для русской женщины они сделают все, а для своей палец о палец не ударят.
Присутствующая тут же акушерка возразила:
— Я тоже ведь русская, а когда что-либо попрошу, то не больно они делают, а часто слышу ответ: «Пойду Дин Василич спрошу, нужно оно тебе или нет.
Часто приходили к сестре и мужчины поделиться с ней своими горестями и радостями, спросить совета и т.п. и всегда уходили удовлетворенными беседой.
Мой отпуск кончался, и мне пришлось уезжать. До Гуниба — верхом, а дальше на попутной машине до Махач-Кала. В машине ехало много народу — и русские, и аварцы. Среди них был начальник милиции Чародинского района. Он разговаривал с каким-то работником района по-русски. Этот работник (как я поняла из разговора — недавно приехавший в этот район) спросил у начальника милиции:
— Говорят у вас тут какой-то необыкновенный доктор?
— Необыкновенный? — спросил начальник милиции. — Какой ты ишак! Таких врачей больше нет на свете! Панымаешь, маленькая женщина, а храбрый, как все мужчины нашего района! Она куда хочешь и когда хочешь — день, ночь, все равно — поедет один. А лечит! Не бойся, болей чем хочешь — все равно вылечит. А больница какой? А баня как построил? Когда разбирал башни Шамиля, я думал, ее убьют. Ведь это священный теперь башня. Но ничего, жив остался. Вот только хочет уехать от нас. Вот еду в министерство хлопотать, чтобы еще немножечко ее оставили. А ты говоришь — «необыкновенный»! А лезгинка как танцует! Видал?
Многие из ехавших на грузовике вступили в разговор и стали перечислять все достоинства Н.В.: ее скромность, выдержку, отзывчивость, храбрость и проч. Признаюсь, я чувствовала, что от гордости за свою сестру у меня нос задирается кверху, и думала: «Смогу ли быть таким врачом как она, моя сестра?..
Мария Васильевна Баромыкина, Москва, А-30, Новосущевская, 14, кв.18».
В тему. Работа, работа… А дети у них были?
Надежда Васильевна — вторая жена Очаповского. Первые 28 лет он состоял в браке с медичкой Софьей Яценко. В 1931 году семья распалась, и спустя год 54-летний профессор женился на студентке Надежде Пацапай, дочери атамана станицы Полтавской. В 1933 году у них родился сын Владимир, а в 1935-м — дочь Татьяна.
Владимир Очаповский окончил биофак Краснодарского пединститута, затем аспирантуру, был большим специалистом-орнитологом, умер от разрыва сердца во время полевой практики. У него остались жена Лена и трехлетняя дочка Маруся.
Татьяна Очаповская после окончания Краснодарского политехнического института работала в Киеве, там вышла замуж за сотрудника польского консульства, приняла польское подданство и переехала на ПМЖ в город Отвоцк. Bсe семейные реликвии Очаповских, в том числе дневники, архив и библиотека, увезены за рубеж, несмотря на хлопоты общественности и сотрудников Государственного архива.
Сама Надежда Васильевна родилась в 1896 году в г. Карсе Карской области (современные турецкие области Ардаган и Карс) в семье военнослужащего. До 1906 года жили в Ереване. В 1905-м переехали в Екатеринодар. Жили они в одноэтажном домике на углу нынешних Ленина и Коммунаров (Соборной и Борзиковской).
1915 г. — оканчивает с золотой медалью екатеринодарскую Екатерининскую женскую гимназию.
1920-1925 гг. — училась в Кубанском медицинском институте, после работала врачом охраны здоровья детей в Краснодаре.
1929-1933 гг. — работа в Дагестанской АССР районным инспектором и заведующей районной больницей в одном из нагорных районов. В этот же период проходит специальную подготовку по офтальмологии под непосредственным руководством своего мужа — профессора С.В. Очаповского. Вместе с мужем неоднократно участвовала в экспедициях по борьбе с зобом, трахомой в Дагестане, Карачае и Абхазии.
С 1933 года стала работать в Кубанском медицинском институте.
В 1941 году Н.В. Очаповская успешно защитила кандидатскую диссертацию на тему «Химические ожоги глаз».
В годы войны продолжала работать в Кубанском медицинском институте, находившемся в эвакуации в Тюмени. Была награждена медалью «За добросовестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
В 1945-м, после смерти мужа, возглавила кафедру глазных болезней. Также с 1945 года и до конца жизни состояла в должности главного офтальмолога Краснодарского краевого отдела здравоохранения.
В 1947-м защитила докторскую диссертацию на тему «Новые пути в лечении ожогов глаз и кератитов» и в 1949 году была утверждена ВАК в ученой степени доктора медицинских наук, а затем в звании профессора.
Надежда Очаповская — автор 33 научных работ, из них 2 монографии по проблемам глазных болезней.
В 1947 году была избрана депутатом Краснодарского краевого совета депутатов трудящихся. С 1951 года — председатель Краснодарского краевого комитета защиты мира.
Награждена орденами Ленина, «Знак Почета» и медалями.
Умерла в 1965 году в Краснодаре.
*В статье использованы материалы книг Ю.В. Ионова, А.Ю. Ионова «Из истории медицины Кубани».
Материал подготовила Елена Дубова
