По оценкам экспертов, современный русский язык по уровню заимствования в сравнении с другими относится «к языкам с умеренной открытостью к влиянию извне». Внедрение компьютерных технологий, социальных сетей и цифровизация всех наших сторон жизни привели к тому, что доминирующим языком-донором во всем мире становится английский, который регенерирует англицизмы и американизмы.
Новых слов и терминов становится так много, что порой из них одних состоит целое предложение и «перевести» его на русский не получается. Попытаемся расставить все точки над «i», хотя такая буква в современном русском языке уже не используется.
Нужно ли бороться с англицизмами или язык является «саморегулирующейся системой»?
— Язык живет и изменяется по своим внутренним законам, которые не зависят напрямую от воли говорящего. Поэтому критерии: «все так говорят» и «все так пишут», «это тренд», «это модно» — не определяющие. С точки зрения смыслового наполнения русский язык все равно «русифицирует» средства, пришедшие из других языков, сохраняя ментальную, духовную базу народа, что мы видим в нашей уникальной великой художественной литературе. Мы проживаем свою жизнь именно в языке, то есть реализуем свою душу средствами языка. Следовательно, наша культура «запечатлена» в знаках языка,
Сторонники обновления языка за счет заимствования заявляют, что заимствования и эволюция в языковой системе происходят в соответствии с законами русского языка. Поэтому новые слова на фонетическом, графическом, грамматическом, семантическом и стилистическом уровнях обогащают наш язык и становятся такими же русскими.
— Литературный язык стабилен — это его главное качество и основная функция: уходят одни слова, приходят другие, идут своим чередом фонетические и грамматические процессы, — продолжает филолог. — Нормой становится прежде всего то, что не противоречит внутреннему языковому закону. И норма, как известно, фиксируется письменной традицией. Передача нормы обеспечивается обучением через систему образования, через коррекцию ошибочного употребления. А хранителями нормы, эталона становятся представители интеллигенции (люди с высшим образованием, учителя, деятели искусства, науки и др.).Современные исследователи внимательно отслеживают изменения в языке и литературных нормах. Максим Кронгауз в книге «Русский язык на грани нервного срыва» пишет: «Может ли язык оставаться неизменным, когда вокруг меняется все: общество, психология, техника, политика?» Конечно же, нет. Поэтому функцией лингвиста-исследователя, по мнению Кронгауза, становится попытка уловить новые тенденции, новую интонацию, отчасти обобщить их, то есть понять, каким образом это произошло. Но это далеко не всегда удается. Здесь мы балансируем между объяснениями «что» и «почему».
По мнению Владимира Карасика, профессора кафедры общего и русского языкознания Государственного института русского языка имени А.С. Пушкина, сегодня наблюдается изменение не столько языка, сколько поведения в общении (оно и сказывается на языке), потому что, например, в рамках коммуникации в соцсетях то, что было личным, становится публичным, поэтому меняется стиль общения, связанный с желанием пользователя соцсети привлечь к себе внимание бОльшего количества аудитории, а для этого, как говорится, все средства хороши, следовательно, люди чаще используют сниженную разговорную лексику, вульгаризмы, просторечия.
— Также, на мой взгляд, уместно различать понятия «языковой вкус» и «языковая мода». На языковой вкус влияют средства массовой информации, реклама, среда, в которой человек живет, уровень образования и воспитания, а языковая мода — всего лишь некий общественный тренд, актуальный непродолжительное время. Следовательно, важно воспитать именно языковой вкус как более индивидуальную категорию, потому что мода — это проявление вкуса,Противники бьют тревогу и говорят о необходимости сохранения самобытности русского языка. Нельзя чрезмерно увлекаться англицизмами, когда есть свои, более понятные слова. Кстати, людей, радеющих за сохранение языка, называют языковыми пуристами.
Исторически феномен лингвистического пуризма тесно связан с борьбой «за чистоту языка». Например, в начале XIX века славянофилы возвели в культ очищение русского языка от всего инородного, чужого. Они предлагали, например, слово «тротуар» заменить на «топталище», калоши называть «мокроступами», эгоиста — «себятником», театр — «позорищем» и т.д.
В годы советской власти под влиянием идеи чистоты языка от разного рода заимствований, в том числе и из обиходной разговорной речи, определилась тенденция к унификации речи, что лишало мастеров слова яркого вербального проявления индивидуальности личности. Следовательно, очевидна связь этого явления с общественными изменениями, активизацией роста национального самосознания и идеологии.
— Однако «защитниками» чистоты языка редко были лингвисты, потому что пуризм — явление не академическое и не научное. Наука стремится к объективации и систематизации знания, а пуризм, наоборот, максимально субъективен и категоричен, поэтому возникает проблема оценки того или иного языкового явления с позиции «желательно или не желательно», «хорошо или плохо», что для науки неприемлемо,«Отдел кадров» или «HR-департамент»?
Сегодня родителям сложно даже выбрать название будущей профессии для детей. Это просто набор англицизмов с американизмами: линкбилдер, копирайтер, авитолог, контент-менеджер, менеджер чатов, маркетплейсов, проект- и проджект-менеджеры, бренд-аналитик, таргетолог, райтер-течрайтер и многие другие. Большинства из этих специальностей либо не существовало, либо называлось иначе на родном русском.
Даже отдел кадров чаще называют HR-департамент. Стоит ли удивляться тому, что наши дети почти не понимают, что мы им говорим? Вернее сказать, мы не понимаем, что именно они хотят сказать и кем работать.
Действительно, очень сложно описать исконно русскими словами особенности навигации по тем или иным приложениям, социальным сетям или мессенджерам. Лайки-дизлайки, паблики, инфлюенсеры, коллаборация и органика, мемы, сториз, подкасты, лонгриды, лидогенерация, фолловеры… Это лишь малая часть того, что наши дети (да и мы уже тоже) видят и слышат каждый день в виртуально-реальной жизни.
— Вот мы с вами сейчас готовим для читателей лонгрид (длинное чтиво), потому что в наш век клипового контента и коротюсеньких публикаций — сториз — никто не станет читать статью более 3000 знаков.Если литературный язык стабилен, то живой язык изменчив, потому что в нашей жизни происходят изменения. Однако когда количество и качество накопленных изменений в живом языке становится критическим, тогда литературному языку требуются изменения, которые будут способствовать обновлению системы норм и выравниванию литературного языка. Тогда статус литературного языка — языка эталона — восстанавливается и эволюционный процесс начинается заново.
Например, нормированный литературный язык допустит прежде всего обновления в области орфоэпии и лексики, так как словарный запас находится в постоянном движении, реагируя на появление новых предметов и явлений или уход изживших себя. Грамматика языка менее подвержена изменениям, потому что является наиболее устойчивой его частью, но это ей не мешает находиться в движении, подчиняясь и одновременно регламентируя общие законы языкового развития. Кроме того, важна и личная ответственность людей за использование языка.
— Следовательно, потерять «великий и могучий» невозможно, потому что его уникальность еще и в том, что русский язык — единственный в мире, у которого глагол, называющий главное движение жизни, — «дышать» — происходит от слова «душа». «Из глубин» и до наших дней сохраняют этот корень примерно 225 слов: дух — душа — дышать,Жилобой или «держим руку на пульсе» времени?
Прекрасное русское слово «жилобой» означает пульс. Много ли русских слов имеют шансы остаться в русском языке или их заменят? Думаю, что не так все плохо. Например, сегодня мы все широко используем «облачные вычисления», храним свои данные в «облаке». При этом термин этот на английском звучит как cloud computig, но в русском языке общеупотребительно выражение «облако». Так же и с искусственным интеллектом, дополненной или виртуальной реальностью. Правда, в этом случае это калька с английского. «Большие данные» используются чаще, чем Big Data.
Очень интересный по названию и сути проект Яндекс.Толока — проект по способам организации рабочего процесса, в котором большая высокоуровневая задача делится на множество типовых подзадач. Их выполняет большое количество независимых друг от друга исполнителей. Любой желающий — их называют толокерами — может выполнять задания и получать за них вознаграждение. Интересно, что слово «толока» славянского происхождения и относится к устаревшим. Толокеров сегодня насчитывается десятки тысяч. Хороший пример удачного возрождения забытого слова.
Еще один пример органичного использования русского слова в современных терминах — кошелек. Образовано от общеславянского «кошь» — «плетеная корзина». Сегодня общеупотребительно использовать выражения «электронный кошелек», «виртуальный» или «кастодиальный криптовалютный кошелек».
— Заимствования, несомненно, обогащают любой язык. Они и важны, и нужны. Язык — живое существо, непрерывно развивающийся организм, которому необходима постоянная подпитка. Русский язык постоянно получает новые данные — на протяжении всей истории своего бытования. И это прекрасно! Все лучшее, что можно взять из другого языка, наш язык сохранит: это зафиксируется в виде «сгустков», которые осядут в копилке памяти языка. А ненужное не приживется: время и эпоха отфильтруют, сами распорядятся этими новыми знаниями,Материал подготовил Александр Сучков
