Опять на те же грабли
Законопроект вызвал неоднозначную реакцию. В поддержку, например, выступила даже телеведущая и певица Ольга Бузова. Она призналась, что ее всегда раздражало слово «ок» и предложила подписчикам подумать, каким русским аналогом его можно заменить.
— Возвращаем в обиход наш великий и могучий русский язык,
В отличие от Бузовой, языковеды с большим скепсисом отнеслись к законопроекту: нет ни одного языка на земле, в котором словарный состав ограничивался бы только исконными словами. «Вопрос о допустимости заимствования и использования иноязычной лексики всегда вызывал горячие дискуссии», — писал советский лингвист Александр Реформатский в знаменитом труде «Введение в языковедение».
Проблема очищения русского языка от «иностранцев» уходит в глубину веков. Началось это с петровских времен, когда через прорубленное «окно в Европу» в русский язык хлынул поток немецких и голландских слов. Век спустя пришла очередь галлицизмов, знаменитое «смешенье языков: французского с нижегородским». И тогда, как и сегодня, словари не успевали фиксировать эти изменения. Пушкин, например, не нашел в Академическом словаре — первом толковом словаре русского языка — слов «фрак» и «жилет», хотя они были в ходу уже в XVIII веке. «Но панталоны, фрак, жилет — всех этих слов на русском нет», — пишет поэт в первой главе «Евгения Онегина». Составители словаря называли их в предисловии «введенные без нужды», которым есть «равносильные славянские или российские» эквиваленты. И заменяли: аксиому — на «самоистину», аристократию — на «вельможедержавие», артерию — на «жилу биючую». Но, как мы понимаем, они не прижились.
Почему мы так говорим
А помните начало 1990-х? Жизнь наша круто изменилась — и иностранные слова бурным потоком хлынули в речь россиян: появились слова «президент», «парламент, «спикер», «импичмент», мы учились произносить слово «инаугурация» и разбирались, чем избиратели отличаются от электората. Противники новых слов были и тогда, но кто сейчас об этом вспомнит? Третья научно-техническая революция, докатившись до нас, привнесла в обиход «файл», «модем», «мониторинг», «плеер», «факс», «компьютер» и многие другие. Освоили их, в силу необходимости, мгновенно.
Есть и другие причины, почему в нашу речь проникают «иностранцы».
Иногда заимствованное слово просто короче отечественного аналога — и вместо «клеящая лента» мы стали употреблять «скотч». Или иностранное слово выглядит престижным, красиво звучащим. Слово «офис», например, в момент появления звучало куда современнее, чем контора или учреждение. А французское слово boutique, что значит лавочка, у нас стало магазином модной одежды.
«Это просто дорога в никуда»
— В законопроекте, вынесенном на рассмотрение в Госдуму, предлагается запретить и ограничить употребление иностранных слов при использовании русского языка как государственного. Для государственного языка, который используют должностные лица, ориентиром, конечно, должны быть нормативные словари. Но словари включают новые слова после того, как те уже освоены русским языком. Значит, в официально-деловой речи не представленных в словарях русского языка новых слов не будет. И это правильно. Ведь такие тексты должны быть максимально понятными. Но не могу согласиться с тем, чтобы запрет на новые слова распространялся на СМИ и на произведения искусства, ограничивая словесное творчество рамками быстро устаревающих словарей,
Далее говорится о государственном контроле, или надзоре. Так можно далеко зайти, это просто дорога в никуда. Ведь в русском языке более трети слов — это иноязычные заимствования в разные периоды истории! И получается, что их все надо как-то поставить под контроль, проверяя, нет ли у них соответствий с русскими корнями. Нехорошие примеры есть: соседние государства, с маниакальным упорством борющиеся с русскими словами. На Украине, например, в списках избирателей переводили… фамилии. Мельников стал Мирошниченко, Скворцов — Шпаковским, а Рыжов — Руденко. В странах Прибалтики Шишкиных и Пышкиных заставили перевести для паспорта свои фамилии на латиницу, в результате чего они превратились в Сиськиных и Писькиных.
— А я считаю, что иностранные слова иной раз употребляют просто ради престижа. Взять слово «имидж». Можно ведь сказать: образ?
— Нет полного соответствия. Имидж не то же, что образ. Имидж часто фальшивый образ, видимость, а не вид. Вот как вы переведете слово имиджмейкер? Образоделатель?
— Создатель образа…
— А значит, одним словом не переводим — нужно словосочетание, то есть описательным путем. Или взять слово «беспрецедентно» — то, чего раньше не было. Если одним словом — небывалый. Но, согласитесь, небывалый и беспрецедентный — у этих слов совершенно разный воздух, дыхание (это я говорю, чтобы не употреблять заимствованное слово «атмосфера»). На самом деле небывалый — это удивительный. А беспрецедентный — это то, на что нельзя ссылаться, на что нельзя опираться, потому что не было в истории ничего подобного.
— Вы хотите сказать, что язык как живой организм сам сохранит лишь те заимствованные слова, которые имеют дополнительные значения?
— Так и есть. Русское соответствие есть у многих иностранных слов, но хоть какие-то отличия всегда можно найти. Казалось бы, пилот и летчик — полные синонимы. Но пилот есть еще в гоночном автомобиле и на космическом корабле. Летчик — профессия, пилот — должность. Спросите депутата, поддержавшего этот законопроект, как его тогда именовать — представителем? А президент тогда кто — председатель? Согласится ли он на это?
Очень хочется, чтобы в деле поддержки русского языка был не только благородный порыв, но и взвешенный подход. Делать как можно мощнее упор на поддержку своего — и не увлекаться запретами «чужого». Опасно ведь не чужое, а чуждое. Если что-то воспринимается как чуждое и противное, оно будет отторгнуто языковым иммунитетом. Если нравственные устои народа крепки, тогда и не стоит панически бояться иностранных слов из-за возможной — не спорю! — через них подмены духовных понятий и ценностей.
Материал подготовила Марина Аванесова
