Она нашла простую школьную тетрадочку, исписанную крупным почерком мужа, через два года после его смерти, в 2018- м: «Думаю, воспоминания моего супруга о годах оккупации на Кубани будут интересны не только мне».

Рискуя жизнью


«К 60- летию Великой Победы по радио, телевидению, в печати много звучит воспоминаний ветеранов о тех страшных днях войны. Я не участник военных действий. Когда пришла Победа, мне было всего 12 лет. Но я очевидец этих событий.

Во время войны мы жили в Отрадненском районе на хуторе Новоурупском. Сначала была немецкая оккупация, потом наступление Красной Армии и изгнание фашистов. Жестокость оккупантов мы испытали на себе, особенно зверствовали румыны перед отступлением.

Во время войны у моей бабушки поселились беженцы из Ленинграда. Это была еврейская семья. Женщина-врач и мальчик Ладя, он был чуть старше меня. Других имен и фамилий я не помню.

Вскоре после расселения беженцев ст. Отрадную заняли немцы. Всех евреев собрали на площади в станице. В объявлении о сборе была приписка: «За укрывательство евреев будет расстреляна вся семья».

В Отрадной до войны на реке Уруп начали строить небольшую электростанцию. Для этих целей прорыли отводной каналнакопитель, но с началом войны работы пришлось остановить.

Всех евреев собрали на площади, раздели до белья, а из их одежды и чемоданов развели большой костер. Людей погрузили в машины и отвезли к этому каналу, там и расстреляли. Двое суток это место охраняли немецкие мотоциклисты.

Женщина-врач умоляла спасти мальчика. Бабушка пошла на это: мальчика прятали в погребе, который она закидала сеном, — зимой погреб не промерзал и был незаметен. Ладя жил у бабушки до начала 1946-го. Потом уехал к родственникам в Ленинград. Собирали его в дорогу всем хутором. Больше о нем, его судьбе я ничего не знаю.

«Погиб смертью храбрых»

У моих родителей до войны были большие семьи. У матери воевали три брата, и из семьи отца ушли на фронт тоже три брата — он сам и два моих дяди. Отец был старшим сыном. Он вернулся с войны, а его братья погибли.

Во время отступления наших войск дядя Жора попал в окружение и плен. Но им с другом удалось бежать, ночью они пришли к нам домой. У дяди началось заражение крови. Операцию ему делала женщина-врач. Откуда она появилась и как ее звали, не помню.

Я видел, как она открыла чемоданчик с блестящими инструментами, но наркоза в нем не оказалось. Дядю уложили на лавку и привязали. С великим трудом где-то раздобыли самогон. Операция прошла успешно, руку спасли. Вскоре он с товарищем отбыл на фронт, но с войны так и не вернулся.

Похоронка пришла на имя бабушки. Текст похоронки я помню: «Ваш сын погиб смертью храбрых во время артподготовки в Смоленской области (не помню название села). Похоронен у церкви с северной стороны». И все. Бабушка плакала днем и ночью. Дядю Жору, веселого гармониста, любили все в селе.

У меня сохранилась семейная довоенная фотография, сделанная во время свадьбы другого дяди — Петра. Свадьбу отыграли, а тут война. С войны не вернулся, пропал без вести.

Крещение или расстрел

Еще помню такой факт. При оккупации немцы расклеили объявления, что всех некрещеных детей будут расстреливать. Я был некрещеным, поэтому мама очень испугалась. Тут же стала искать крестных, отца и мать. Все мужчины были на фронте. Мама уговорила соседа-инвалида Афанасия Скибу и его жену. Пошли меня крестить.

Я был босой. Священник меня даже в церковь не пустил с такими грязными ногами: «Идите и где-нибудь помойте ему ноги». Покрестили с чистыми ногами. Но в душе я так и остался атеистом и всем друзьям этот случай рассказывал как анекдот.

Помню еще такой случай со времен оккупации. Я был шустрым малым, поэтому мне поручили ездить верхом в станицу за почтой. В какой-то день немцы меня остановили и отобрали лошадь — красивую молодую кобылу по кличке Лена. Я уже думал топать домой пешком, но немцы меня остановили и знаками объяснили, чтобы я подождал. Каково же было мое изумление, когда они вывели маленькую лошадку и отдали ее мне.

Освобождение

 Перед моими глазами как наяву возникает картина встречи наших войск после оккупации. Это была радость со слезами на глазах. Даты из моей детской памяти стерлись, но помню, что погода в это время года была ужасная: грязь, слякоть, распутица на дорогах. Пушки тянули верблюды, но измотаны были и люди, и животные.

Запомнился мне и такой эпизод: верблюды, увидев копну сена, с ревом, волоча пушку, набросились на нее, жадно хватали сено. В несколько мгновений с ним было покончено.

Все население вышло встретить наши части, то есть женщины и дети. Мы стояли вдоль дороги, держа в руках у кого что было: вареную картошку, молоко в крынках, моя мама держала кружку со сливками.Ночью солдаты отдыхали в хатах. Спали прямо на полу вповалку.

Воспоминания, которых не забыть

Много было эпизодов военного времени. И как мы у немецких повозок постромки обрезали, чтобы сшить обувь, и нас чуть не расстреляли, и как немцы шерстили хаты: забирали яйца и стреляли кур, приговаривая: «Немецкий золдат любит курка, яйка, молоко».

Как мамка выговаривала одному из них: «Гад ползучий, наши воюют, а тебе подавай курка, яйка, молоко», а я ее дергал за подол, чтобы замолчала: немец понимал по-русски.

Почту я возил до конца войны. Много видел пролитых слез солдатских вдов. Но стал и свидетелем слез радости, когда пришла Победа. Я первым привез эту весть в хутор, и председатель послал меня в поле сообщить об этом.

Женщины пропалывали зеленя (молодые всходы пшеницы. — Ред.). Я ехал на лошади и кричал: «Победа!» Когда подъехал, увидел странную картину: все женщины плакали, уткнувшись лицом в землю.

Одни от радости, что их мужья-сыновья-отцы живы, другие от горя, что недавно получили похоронку. Но плакали все. Мне этого не забыть никогда. И для меня это все святое. Эту память я никому не позволю очернить. Я никогда не плакал и не умел плакать, но сейчас перелистываю в памяти эти события, и у меня наворачиваются слезы».

Читайте новости там, где удобно: Vk, Оk, Яндекс.Дзен.