Анна Артемьева — наша коллега, несколько лет назад работала в «Краснодарских известиях». После ухода из издания девушка занялась бизнесом и открыла собственное PR-агентство. С началом специальной военной операции стало ясно, что оставаться в стороне она не может. Прошел год, и за этот небольшой срок фонд «Добро и Дело» спас не одну сотню жизней.
Никакое горе нельзя обесценивать
— Анна, мой первый вопрос простой: почему вы решили помогать? Не каждый человек это делает.
— Разве? Мне кажется, что помогать нуждающимся людям — обычное дело. До того, как началась специальная военная операция, я стала волонтером фонда «Свет в руках», который оказывает помощь родителям, потерявших своих детей, и старалась максимально включаться в разные благотворительные проекты. Человек созидает то окружение, которое он заслуживает. Среди моих друзей, знакомых и партнеров по бизнесу равнодушных нет, и я не понимаю, как можно не помочь. Как?
— Для женщины крайне сложно находиться внутри ситуации, когда рядом мать, похоронившая своего ребенка. Ничего не может быть ужаснее этого.
— Нельзя обесценивать никакое горе, включая потерю любимой собачки или уход 95-летней бабушки. Безусловно, смерть ребенка — это страшное горе, но его нужно уметь проживать, и фонд «Свет в руках», по сути, этим и занимается: учит родителей жить с потерей. Мне жутко стыдно, что сейчас я уделяю им мало времени, но акцию «Росток памяти» мы провели.
— Если происходит чрезвычайная ситуация мы часто слышим, что на месте работает психолог. Что именно он делает?
— Самое главное — человек должен сам обратиться к специалисту. Если он катается по полу в истерике, то вывести его из критичного состояния можно только с помощью медикаментов. Но если он способен мыслить здраво, то ему можно помочь. И первое, что сделает психолог, — поддержит любую форму проживания горя.
Обращаю внимание, что в социальных сетях люди часто публикуют посты, начиная от момента гибели близкого, и это нормально. Многие считают, что это странно, ведь в нашей стране не принято выносить горе на люди. Но почему нет? Можно петь, танцевать, записать песню в память, можно сидеть дома и рыдать, делать все, насколько позволяет уголовно-административный кодекс. Часто приходят к психологу даже не те люди, у которых случилась беда, а те, кто находится рядом с таким человеком. Представьте ситуацию, что каждый день вы сидите в одном кабинете с коллегой, который пережил смерть родственника. Вопрос как дела — это глупый вопрос. Правильнее обнять и налить чаю.
«Люди просили просто понюхать хлеб…»
— Вы одна организовали фонд «Добро и дело»?
— Приходит время, когда взрослый человек, добившийся материального успеха, должен делиться им со своим ближним. Я собрала команду из клиентов своего агентства, которым руковожу, и мы приняли решение, что будем раз в неделю оказывать помощь — нам это под силу. Договорились с основателем Союза многодетных семей «Кубанская семья» Светланой Недилько, она давала нам контакты. У нас также была ежегодная традиция в мае объезжать ветеранов и я практически всех знала лично.
В начале 2022 года стало очевидно, что на Донбасс мы тоже поедем. Каждый, кто немного разбирается в политике и знает историю, понимал, что события будут разворачиваться не лучшим образом и масштабы нашей помощи должны вырасти, одного волонтерства будет недостаточно. И как только 24 февраля Владимир Путин объявил о начале СВО, мы начали искать возможности выехать туда.
— Убеждена, что основа здоровой гражданской позиции закладывается в семье. Ваши родители воспитывали вас определенным образом?
— Мои сотрудницы 2000 года рождения, видя мою деятельность, спрашивают: а зачем? а как? Поясняю им, что, несмотря на то, что мое детство проходило в 90-е годы, и мои родители были простыми учителями, а мамина зарплата приравнивалась к празднику, ведь можно было купить колбасу, я никогда не слышала от них, что надо предать свою страну и уехать. В нашей семье всегда была позиция, что если хорошо учиться и много читать, то все будет хорошо в любом месте.
— Помните свою первую поездку на Донбасс?
— Это был Донецк. Март. Мы нашли Юрия Мезинова, который с 2014 года является волонтером на Донбассе и сегодня руководит штабом Захара Прилепина в Луганске. Юра нас всему учил. Помню, как только освободили Красный Лиман, мы с ним поехали туда под обстрелами. Он пояснял, как правильно бросать сигареты на постах нашим бойцам из окон машин. Это чтобы не останавливать движение колонны и не попасть под обстрел, который мог начаться в любой момент.
— Что вас поразило больше всего?
— Что Донецк живет под нескончаемыми обстрелами. Там работают магазины, банки, идет жизнь — и не смолкают ПВО. Удивило, что весь город и вообще весь Донбасс увешан баннерами: «Хотим в Россию». За предыдущие страшные восемь лет люди очень устали и перестали верить, что наша страна придет им на помощь, поэтому мы приехали к людям уставшим, ждавшим нас с обреченностью. Им казалось, что конец уже наступил.
Не все встречали нас с цветами, но я знаю, где были такие случаи. Помню, как мы приехали в Куйбышевский район Донецка, который обстреливали больше всего. Привезли воду, продукты около трех тонн. Машина просела, а ехать надо было по Луганщине ночью, тушить фары. Юра мне сказал, что стоит надеть бронник и каску.
— О чем думали в этот момент?
— Для меня это был когнитивный диссонанс: еду по обычному городу, где так же, как у нас, стоят дома, а я — в бронежилете и каске. В следующую поездку уже поехали на передовую. Там встретили бойцов-ополченцев, и у некоторых даже не было бронежилета. Худенькие, молоденькие мальчики. Грустно все было. Сейчас уже лучше.
— Расскажите тем, кто до сих пор сомневается в целесообразности СВО, в каких невыносимых условиях живут люди в ДНР и ЛНР.
— Когда наши войска хорошо двигались весной и летом, мы были самые первые, кто приезжал на освобожденные территории и раздавали еду. Люди выходили к нам из подвалов. Они обнимали нас и плакали. Просили свежей воды, некоторые просто хотели понюхать хлеба. Когда освободили поселок Сиротино — между Донецком и Лисичанском — жители говорили, что у них наступил День Победы. Помню, как к нам вышла интересная красивая женщина и сказала: «Слава Богу, что вы пришли. Я с 2004 года не могу выйти на улицу, потому что разговариваю на русском». Ее неоднократно прикладом заталкивали во двор — русская, значит, сиди дома и не высовывайся. Люди живут в постоянных унижениях.
Плакать некогда
— Как ваш муж отпустил вас одну?
— Не знаю! Я не отпрашивалась. Сказала, что поеду и все. Супруг понимал, на ком он женился. Если я что-то для себя решила, то я это сделаю. Сейчас он ездит вместе со мной.
— Смерть доводилось видеть?
— Условно. В Северодонецке попали в больницу, привезли туда генераторы и колеса для машины скорой помощи, где остались всего два интерна и группа медсестер: один штопает с утра до ночи минно-осколочные, а девочка-кардиолог работает за всех остальных специалистов. Возле окна лежали три закрытых черных мешка. Это были наши ребята-снабженцы, которые пытались запустить дизельный генератор, чтобы в больнице был свет. Нужно было делать три операции, но прилетел снаряд, и генератор повредили. Парни успели его запустить его, но когда выходили, попали под очередной осбстрел…
— Вы не плачете, когда все это видите?
— Там некогда плакать. Особенно в первые дни, когда нас было мало. Это сейчас у нас большой фонд и много волонтеров. Начинали с пяти, которые были готовы ехать. У нас несколько экипажей — наши машины практически не стоят, только если требуется их отремонтировать.
Однажды приехали из Горловки ночью, ключи отдали моему заместителю, он сел со вторым экипажем и поехал в Запорожье. Машина вернулась в эту же ночь, даже помыть ее не успели, выбросить стаканчики из-под кофе, сел наш координатор и отправился в Луганскую Народную Республику. Машина вернулась, встала на три-четыре дня на обслуживание. Берем вторую. Сейчас ребята собирают по Краснодару посылки — мы запустили акцию «Солдатская посылка» — и уже удалось собрать больше тысячи. Поедет фура и мы на двух машинах за нею.
— Да, я знаю, что многие школы подключились к акции.
— Верно. Краснодар однозначно может гордиться. Наши машины ездят по городу, собирают посылки, а телефон моего заместителя обрывается с утра до позднего вечера: «Забирайте, мы все подготовили». Огромное спасибо вице-мэру Лилиане Егоровой, она сама позвонила мне весной, хотя мы ни у кого не просили помощи, и до сих пор не просим — не понимаю, как волонтеры могут просить помощь, ведь они сами должны ее оказывать. Но я знаю точно, что если мне нужно будет помещение, мне не откажут. Не надо для этого ходить и пороги обивать. Во многом это благодаря авторитету Лилианы Николаевны. У нее семья подшефная в Макеевке, там ребенок с ДЦП, мы отвозили им мебель, коляску инвалидную.
— Чем мы все можем помочь и что необходимо?
— У нашего фонда есть реквизиты. С самого начала мы ушли от того, чтобы собирать средства на карту: не хочется, чтобы оставался какой-то неприятный след, и отчитываемся за каждую довезенную посылку. Все знают, что если везет «Добро и Дело», то все доедет.
Если вы хотите помочь, можно отправить любую посильную для вас сумму. Актуальные сборы ежедневно публикуются в нашем Телеграм-канале. Мы везде указываем, на что собираем и каждый может присоединиться. Есть сборы для больниц. С госпиталем в Горловке работаем год. Отвозим медикаменты. У них очень много сортировочных пунктов, куда боец поступает с ранением. И там, конечно, дефицит. Нужно все, начиная от физраствора.
Теперь что касается продуктов. Есть города, в которых остались жить люди, которые не могут выехать: у кого-то машины забрали нацисты и они получают только гуманитарку. Это в основном освобожденные территории ЛНР. Первое, что мы делаем, это фасуем для них пакеты с продуктами.
— Мы очень все волнуемся за наших парней. Им всего хватает?
— Если командир хороший и заботится о своих бойцах, то проблем нет. При этом никто не говорит, что помогать не нужно. Мы можем усилить помощь.
— В родительском чате собирали окопные свечи. Они нужны?
— Окопные свечи — это спорно, потому что у нас все-таки не Великая Отечественная Война. Где-то они нужны, но не в тех объемах, в которых их пытаются довезти.
— А печи?
— Смотря какие. Взаимодействуя с каждым подразделением, надо четко понимать, что нужно.
Рождение сына — это ответственность
— Многие женщины сегодня боятся, что их сыновья попадут на Украину. У вас двое мальчишек. Скажите как мать, что вы думаете по этому поводу.
— Рождение сына — это большая ответственность. Надо понимать, что он не игрушка, не лялечка, не мальчик, который всю жизнь будет в барбер-шоп ходить, бородку брить, а потом ты ему машину красивую купишь. Ты рожаешь мужчину, и этим все сказано.
— Это понимание утрачено в последние годы.
— В том числе это вина самих матерей. Сколько раз я видела, когда, извините, в женский туалет мама заводит семилетнего мальчика вместо того, чтобы отпустить его в мужской: «А вдруг там педофил?» И я с такими ругаюсь. Вопросы есть и к отцам. Но в последнее время многое меняется.
— Где берете столько сил? Или отдавая — получаешь?
— У меня классная команда. Мои ребята верят в дело. Если бы я приходила домой и мой муж не поддерживал мою гражданскую позицию, мы перестали бы быть супругами. Он уже опытный волонтер, который сам командует экипажем и выезжает на горячие участки. Мы с ним на одной волне. Игорь Васильевич Еременко, мой заместитель и соратник, не ставит под сомнение ни одну мою акцию и ни одно мое решение. Он все «поставил на рельсы», и у меня появилась возможность не заниматься прикладными вопросами. Все это дает силы.
