Арт-центр в старинной немецкой церкви
В последнее время культурный Краснодар приятно удивляет: выходят на первый план молодые талантливые режиссеры и хореографы, открылись театр и арт-пространство «Музейный дворик» в музее Ф.А. Коваленко, во Дворце искусств появился свой оркестр. Это прекрасно. Недавно я узнала, что идут преобразвания и в галерее «Арт-союз», что в бывшей евангелистско-лютеранской церкви на Октябрьской, 51 (сейчас принадлежит Краснодарской краевой общественной организации «Союз художников России»).
— Алексей Николаевич, я никогда не была в этом здании и не представляю, как оно выглядело раньше. Но то, что вижу сейчас, — впечатляет: просторные комнаты, высокие потолки и картины. Атмосферно. Идеально для экспозиций.
— Здание является памятником архитектуры, но последние 30 лет, к сожалению, за ним не следили. Вы наверняка знаете, что когда-то здесь были коммуналки, которые расселили?
— Честно говоря, нет. Хочется провести параллель с героями булгаковского романа.
— В 1977 году здание передали Краснодарскому Союзу художников. В свое время его возглавляли разные председатели, включая Владимира Пташинского, которые также хотели реорганизовать это пространство, но им просто не хватило времени, жизни не хватило. Сейчас мы занимаемся оформлением документов, заказали проект территории, сделали ремонт. А еще отправили гуманитарную помощь на Донбасс (наш союз занимает активную социальную позицию). Большая благодарность губернатору Вениамину Ивановичу Кондратьеву: мы получили грант на проведение выставки для молодых художников «Любимый край в живописи». Ведем переговоры с музеем стекла, планируем лекции и творческие встречи. Я вижу, что здесь будет главный арт-кластер краснодарского искусства.
— Или юга России?
— Когда-то Краснодарский союз по многим составляющим был третьим в стране после Москвы и Петербурга, и столица Кубани фигурировала на всех выставках, которые проходили в России. Хочется вернуть этот почетный статус. Но давайте слона будем есть по кускам и начнем с Краснодара.
— Давайте. Что будете делать?
— Планирую привлечь к сотрудничеству лучшие галереи города, навести порядок с мастерскими, объединить всех художников, чтобы между ними происходил обмен опытом. Октябрьская, 51 должна стать их домом. Наши двери, кстати, уже открыты для посетителей. В марте на полную катушку заработает первый этаж. Пожалуйста, приходите.
— Почему вы решили возглавить организацию? Работы, как я поняла, немало, а вы все-таки служитель муз в первую очередь.
— Я вырос в творческой атмосфере и многих местных художников знаю с раннего детства: они все бывали у нас дома. Мой отец, Николай Буртасенков, советский и российский скульптор, заслуженный работник культуры Кубани, член союза художников России, многое сделал для Краснодара. Мне больно видеть то, во что превратилось отделение. И так как меня хорошо знают в Москве, мне предложили его возглавить. Дела обстояли таким образом, что либо организацию упразднят и присоединят к Ростову-на-Дону, либо найдется человек, который все это возьмет на свой контроль. Думал месяц и в итоге принял решение, что это буду я.
— Значит, в вас есть управленческая жилка. Как правило, это качество не свойственно художникам. Вспомнить того же Амедео Модильяни, который при жизни не смог толком продать свои работы.
— Но были и другие художники, которые занимались творчеством и неплохо зарабатывали. Честно говоря, не задумывался о том, как у меня получается все совмещать. Это хороший вопрос. Знаете, темперамент у меня южный, образование петербуржское, а в Москве я в том числе учился искусству управления. Многое беру из Московского Союза художников, смотрю на своих старших товарищей. Наверное, мой большой жизненный опыт сказывается.
Реализм — вечное слово в искусстве
— Вы родились в Краснодаре, учились в Санкт-Петербурге, работаете в Москве. Почему не выбрали северную столицу? Нет лучше места для творчества, мне кажется.
— Прожил в Питере 15 лет, но так и не смог привыкнуть к его суровому нраву. Все, что было можно получить от него, я взял: хорошее образование и его эстетику. Мне больше по душе солнце, тепло, и родной, город.
— Вы случайно не были частым гостем на Краснодарском Арбате?
— Прекрасно помню это время. Это был закат Советского союза и начало новой эпохи. Мы ходили туда с ребятами и смотрели картины. Свои работы я не продавал, потому что все время учился: пять лет училища, шесть лет в Академии художеств, три года Творческой мастерской… Вот и считайте.
— Много. Почти как в медицинском. Есть мнение, что долгая учеба мешает живописцу себя отпустить в искусстве: «Эта линия должна быть только такой, и никак иначе. Садись, два».
— С одной стороны, это так. Но с другой, благодаря академическому образованию ты в итоге многое можешь сделать и твои возможности практически безграничны. Если умеешь рисовать, то знаешь, как слепить и так далее.
— В каком направлении вы работаете?
— Современный реализм. Веяния времен проходят, а реализм — это развивающаяся история в искусстве. Я прошел сложный путь и не сразу нашел свою нишу. Каждый художник-реалист привнес в живопись что-то свое. Репин, например, широкий мазок, полет кисти и историческую тему. Его картины можно рассматривать часами. Ведь в чем заключается великое искусство? В нем множество пластов. Один найдет игру оттенков, другой скажет, что штыки не так пристегнуты, покритикует, и это будет интересно с любой точки зрения.
Пародия на Пикассо
— Правда, что все члены Союза художников России — представители реализма?
— Нет, конечно. В Московском Союзе художников, где я являюсь членом правления, всегда было разделение: левые занимаются авангардом, правые —
реализмом. Сегодня люди начинают возвращаться к простым, я бы сказал — истинным ценностям. Мы всегда отстаивали эту позицию в искусстве, и сейчас нам стало легче это делать, потому что поток негатива из стран Запада, хлынувший в Россию, отчасти перекрыт.
— Вы считаете, что зря министр культуры СССР Екатерина Фурцева позволила провести в Москве выставку Пабло Пикассо?
— Мне нравится Пикассо, с детства им восхищался и часто бывал на его выставках. Несмотря на его легкость и эксперименты в живописи, это очень глубокий художник. Но для советских мастеров он стал как ушат холодный воды и оказал на них большое влияние.
— Как думаете, почему галереи современного искусства не пользуются большим спросом в нашем городе? Отмечу, что это мое личное наблюдение. В маркетинге проблема?
— Что вы называете современным искусством? Я тоже представитель современного искусства.
— Например: висит белье на веревке. Рядом гора мусора и банка вишневого варенья. Искусство? Организаторы утверждают, что да.
— Не считаю искусством то, что делается легко. Это пародия на искусство (еще раз употреблю это слово: оно идеально отражает суть). Проблема в том, что мы стали считать искусством то, что таковым не является. В эпоху постмодернизма, который победил в Америке в начале 60-х годов и в котором до сих пор живем мы, хорошее стали называть плохим, светлое — темным. Малевич своим «Черным квадратом» поставил точку. Сказал, что дальше уже тупик. Но мир не услышал и пришел к пустоте.
— Интересное мнение. Спорное. Что хочет увидеть современный посетитель галереи?
— Искусство — это лакмусовая бумажка нашей действительности. Тебя притягивает то, что у тебя самого в душе. Понял это не сразу. Однажды пришел на выставку такого вот странного искусства в арт-клуб Mona в Москве и с удивлением обнаружил, что мне не нравится то, что я вижу. Это был сплошной дискомфорт, но мне от него хорошо. В тот момент у меня был не лучший период в жизни. Счастливый человек выбирает гармонию. Подобное — к подобному.
Вы свои работы выставляете?
— Конечно, и часто. Многие из моих картин находятся в частных коллекциях. Некоторые висят рядом с картинами Ивана Шишкина.
— Хорошо, что я не знала этого факта! А из чего складывается стоимость картины современного художника? Почему у одного подсолнухи в вазе стоят 80 тысяч, а у другого — 10?
— Тут много критериев складывается: и образование, и умение человека себя подать. На мой взгляд, самая главная составляющая — это внутренняя энергия, которая есть в художнике. В ком-то ее много, в ком-то меньше. В первую очередь люди покупают энергию. Когда забираю картины из своей мастерской, гости приходят и говорят: «А что произошло с помещением?» Я говорю им, что нет картин.
