Сирия, Нагорный Карабах, Донбасс. У Дениса Кулаги достаточно большой опыт работы в горячих точках. 27 сентября 2024 года он получил серьезное ранение во время съемок репортажа в городе Часов Яр (ДНР). А накануне Нового года стал лауреатом премии «Золотой пиксель» в номинации «Лучший военный корреспондент».

«Мы — не камикадзе, мы беспокоимся о своей безопасности»

Денис Кулага — наш земляк. Родом из Темрюкского района Краснодарского края. Журналистское образование получил в Кубанском госуниверситете. Работал на федеральных каналах. Сегодня — спецкор газеты «Известия».

— Денис, с 2014 года вы ездили на Донбасс. Как получилось, что все время СВО вы практически постоянно находитесь «за ленточкой»? Вас туда в приказном порядке отправляли?

— Когда все началось, нас всех вызвали на работу в 4 утра, произнесли речь. Никто не ставил перед нами вопрос: мол, хочешь ты там работать или нет. Сказали просто, что надо ехать. И мы это приняли. Конечно, кто-то отказался. В нашей редакции работал талантливый журналист, который должен был освещать эти события. С ним говорили, объясняли, что он там очень нужен, но он сделал свой выбор, расторг с редакцией договор. В те дни никто из нас четко не понимал, что будет дальше, как долго это продлится. Некоторые ребята даже доллары с собой в поездку взяли, думали, вдруг придется в Киеве валютой расплачиваться. В результате все эти годы мы практически живем на СВО. За 2022 год, к примеру, я был дома только 57 дней, остальное время — в командировке.

— Говорят, что репортерам приходится чуть ли не в окопах делать сюжеты.

— Практически так и есть. Выходишь утром, узнаешь, где, кто, на каком направлении сейчас работает. Выбираешь, с какими бойцами двигаться. Безусловно, оцениваешь ситуацию с точки зрения безопасности. Мы же не камикадзе, должны заботиться о своих жизнях. Потом возвращаешься с задачи, там же в блиндаже или развалинах, в зависимости от того, где находишься, собираешь материал, передаешь в редакцию. Так как с каждым днем все серьезнее развивается индустрия по производству беспилотников, работать становится сложнее. Иногда же хочется выскочить из зоны боевых действий. Элементарно для того, чтобы вещи постирать, морально отдохнуть. Но не получается из-за того, что дороги перекрыты, туда-сюда курсируют вражеские БПЛА. Вероятность проскочить — один к пяти. У нас так погиб один молодой коллега. Ехал в «буханке», в нее ударил дрон-камикадзе. Парень сгорел в машине дотла. Такая страшная смерть.

Коллекция видео «за секунду до»

— Вы же тоже попали под дрон? И до этого были контузии. Может, не надо лезть в самое пекло?

— У меня есть целая коллекция видео «за секунду до». И я понимал, что когда-нибудь не пронесет, наступит момент, когда попаду в мясорубку. Если коротко: вышли на боевое задание, «словили» дрон. Пытались спасти раненых. Пришел еще рой дронов. Почти двое суток отсиживался в укрытии, так как ноги были перебиты.

— Известно, что вы не просто сидели в укрытии, но и, к примеру, последнее обезболивающее отдали раненому командиру.

— Это настоящая трагедия, конечно, была. Водитель наш погиб сразу. Я поделился одним «обезболом» с раненым командиром, который все равно погиб при эвакуации. А другое обезболивающее я оставил себе, чтобы в подходящий момент начать движение и попытаться эвакуироваться. Сидел в развалинах почти два дня под бетонной плитой, потому что дроны кружили над нами без остановки. Противник прекрасно знал, что мы где-то там, но не знал, где точно и живы ли. Я не двигался. Когда они увидели, что я не подаю признаков жизни, решили, что уже мертв, и оставили меня в покое. Нашли меня наши ребята, когда пришли забирать тела погибших. Спасибо «обезболу», что удалось на переломанных ногах с осколками выбраться из этой передряги. Первую помощь оказали в Артемовске: обследовали ноги и по возможности вынули осколки. Были еще ожоги лица и рук. Наверное, это можно назвать самой малой расплатой за то происшествие. Говорят, что выжить там было чудом: значит, со мной произошло чудо. Сейчас еще хожу с тростью, но все-таки уже на своих двоих.

«Если заявляешь о взятии населенного пункта, то ты обязан там быть»

— А страх есть? Может, все-таки не стоит рисковать?

— Страшно, конечно. И бывает, бойцы предлагают не ходить вместе с ними в опасную зону. Мол, сами все снимем. Но нет, это нечестно, я так не могу поступать. Уверен, что репортер все должен видеть своими глазами. Мы всегда шли вместе с нашими бойцами квартал за кварталом. И говоря в своих сюжетах о взятии того или иного пункта, показывали картинку. К примеру, если на Бахмутском направлении под Артемовском идет продвижение и ты заявляешь о взятии населенного пункта, то ты, как журналист, должен там находиться. Ты не обязан быть в числе первых, но обязан там быть.

Помню, как в мае 2022-го вместе с 6-м казачьим полком двигались в сторону города Золотое в ЛНР. За эту местность шли ожесточенные бои. Выбить оттуда боевиков было крайне важно стратегически. Это позволило бы выйти к Лисичанску, где находилась крупная группировка противника, командные пункты Украины.

Штурм Золотого не прекращался, несмотря на ухудшение погоды: уже второй день шел дождь, кругом грязь, глина. Но отлично работали наша пехота и стрелковые орудия. Из окопов мы наблюдали за ходом контактного боя — линия боевого соприкосновения от нас была примерно в 100 метрах. Видим, как экипажи БМП заводят технику и покидают укрытие. В условиях колоссального риска экипаж открывает огонь, помогая пехоте поддержать наступление. И вот в небе по линии соприкосновения проходит группа боевой авиации России, что означает — путь на этом периметре расчищен…

И когда город был взят, мы зашли в него вместе с нашими бойцами. Помню, как искренне радовались люди, которые там жили. Ведь тогда многие семьи были разделены линией боевого соприкосновения. И вот они наконец-то воссоединились.

— В фильме «Танки к бою», за который вы были отмечены, показано много бойцов. Вы общаетесь с ними сейчас?

— Да, со штурмовиками и разведчиками — героями моего фильма — я продолжаю держать связь.

— Много страшных новостей от них приходит?

— Пока в основном о ранениях. К примеру, самая моя родная бригада — 57-я Хабаровская. За все время — почти за три года — там только трое погибших. И это, безусловно, говорит о профессионализме комбата. В эту бригаду бойцы просятся служить. Знаю, что паренек из Адыгеи долго туда пробивался и в результате воюет там. Молва о таких бригадах, где командиры знают свое дело, всеми силами сохраняя жизни бойцам, быстро расходится «за ленточкой».

— Там на СВО, в российском приграничье идут жаркие бои, а здесь, в Краснодаре, к примеру, все идет своим чередом. Идут споры, можно ли продолжать обычную размеренную жизнь, если там гибнут наши ребята. Ваша позиция?

— Да, люди на наших мирных территориях не до конца понимают, могут ли они позволить себе отдыхать в барах, ездить на море, в Москве гулять по Тверской… Я вам серьезно заявляю — можете. И должны. Знаете, как говорят об этом наши бойцы? Когда наши мамы, сестры, жены ежесекундно о нас беспокоятся, звонят, пишут, то это очень нервно. Спокойствие бойцов напрямую зависит от того, как живут здесь их близкие. Бывали случаи, когда, не дозвонившись до сына или мужа, их мамы и жены ехали на СВО. Там «за ленточкой» для ребят важно понимание, что здесь продолжается эта обычная жизнь. Чем спокойнее здесь, тем спокойнее там.

«Все готовы идти до конца, но я не встречал фанатиков войны»

— Как думаете, когда закончится СВО?

— Я не эксперт и не популист, чтобы делать подобные прогнозы. Это просто глупость несусветная — предсказывать подобное. Если кто-то этим занимается, то это обман и спекуляция. Ребята, понятно, с радостью встретят нашу победу и вернутся домой. Все готовы служить, идти до конца, но я не встречал фанатиков войны. У всех своя мотивация, в том числе, чего греха таить, и денежная. И это, кстати, абсолютно нормально. Это честные деньги.

— Есть ли у военкоров оружие? Приходилось вам стрелять?

— Стрелять не приходилось. У меня на этот счет очень четкая позиция: если ты журналист, руки прочь от оружия. Хотя сейчас международное право по большому счету плюет на нас, я все-таки уверен, что мы должны соблюдать журналистскую этику. У репортеров не может быть оружия! Я — за чистоплотность в профессии. Плохо отношусь к позерству, когда репортеры или волонтеры фотографируются с оружием.

И еще — нет такого понятия, как военкор. Мы — специальные корреспонденты. В первую очередь ты должен быть хорошим журналистом. Тогда будешь делать классные репортажи с любого события. СВО — это тоже твое рабочее место. Ты просто должен хорошо, честно выполнять свои профессиональные обязанности. И точка.