«Красный Казак»

С апреля по городам и станицам только что созданной Кубано-Черноморской области курсировал агитпоезд «Красный Казак» с «вагоном-кинематографом», разъясняя новые правила жизни:

«Строить власть в белых перчатках нельзя, равно как и нельзя ее строить без ошибок, тем более что к Советской власти примазались люди, у которых и перчатки, и руки давно загрязнены. Рабоче-крестьянское правительство борется с этим, в особенности здесь на Кубани — в гнезде буржуазии, но отделаться от этого элемента сразу очень трудно. Здесь же, как и в центре, должен быть строгий пролетарский контроль над деятельностью работающих во всех Советских учреждениях. Людей с грязными руками, подходящих к Советскому строительству, пролетариат должен выкидывать».

В Екатеринодаре начали с регистрации «всех офицеров-белогвардейцев, пленных и перебежчиков, а также всех бывших чинов полиции и жандармерии, правительства, председателей и чинов бывших судов».

Затем перешли к национализации. В том же апреле реквизировали все театральные, кинематографические и цирковые помещения, в Городском саду открыли «клуб имени тов. Ленина». Этого показалось мало, и «Мон Плезир» переименовали в «кинематограф имени В.И. Ленина».

Нужен был собственный театр — и 29 апреля в национализированном Зимнем театре был учрежден Первый советский драматический театр имени А.В. Луначарского, народного комиссара просвещения.

Мода на переименования захватила всю страну.

В Ростове-на-Дону городской театр также превратился в «драматический театр имени тов. Луначарского», однако все планы нарушил пожар:

«Сгорело все дотла, спасти удалось только библиотеку… Некоторые потеряли все. Ростов лишился единственного драматического театра».

В тисках Рабиса

В Екатеринодаре театр не горел, но возникли серьезные проблемы с репертуаром.

Наряду с десятками новых профсоюзов, типа Всемедиксантруд или Горкоп, появился екатеринодарский Рабис — областной отдел Всероссийского профсоюза работников искусств, определявший репертуарную политику театров и их кадровый состав.

От Рабиса зависело многое — от жилья и места работы до продуктовых карточек. В ходу была присказка:

«Паек основа

Всего земного».

«Правлением союза «Рабис» (Красная, под театром «Палас») 5, 6 и 7 мая будет производиться перерегистрация членов союза. Все члены, кандидаты и желающие поступить в члены союза обязаны явиться в правление за получением анкеты, имея при себе 2 фотографические карточки. Поданные до 30 апреля заявления о принятии в члены союза считаются недействительными,

— предупреждала местная газета «Красное знамя».

Все удостоверения личности, охранные листы на гардероб, выданные до 30 апреля, аннулируются. Неявившиеся в течение трех дней будут считаться выбывшими из союза».

Выходивший в Москве «Вестник работников искусств» декларировал:

«Суровый режим пролетарской диктатуры так чутко относился к нуждам и запросам работников искусств, терпеливо выжидая неизбежного перелома в их среде, перелома, который двинет работников искусств в авангард пролетарской борьбы. Возврата к прошлому нет — дорога вперед ведет только к созиданию новых художественных ценностей, достойных великой борьбы мирового пролетариата, организующих его классовую волю, выявляющих его классовый идеал». 

«Гений и беспутство»

Перелом переломом, а репертуар репертуаром.

Где взять революционные пьесы, ведь на «Мистерии-буфф» Маяковского далеко не уедешь, да и герои «На дне» Горького не очень похожи на сознательных пролетариев.

Театральные афиши Екатеринодара пестрели известными и не самыми известными современному зрителю названиями пьес: «Коварство и любовь» Фридриха Шиллера, «Савва» Леонида Андреева, «Дурные пастыри» Октава Мирбо, «Без вины виноватые» Александра Островского и, наконец, «Кин, или Гений и беспутство» Александра Дюма.

«Кин» был написан в 1836 году, через год его поставили в России, и с тех пор драма Дюма не сходила с театральных подмостков. К революции отношения особого не имела, но спросом пользовалась.

И вот:

«В четверг, 3-го июня, в театре имени А.В. Луначарского была поставлена пьеса Александра Дюма «Кин». Хотя пьеса несколько устарела, но все-таки, благодаря хорошему исполнению, смотрелась с удовольствием.

Кин, гениальный артист — «светило Англии», — любит молодую аристократку, графиню Кефельд, но несмотря на свой гений, на свою славу, он не может считать себя равным ей. Буржуазно-мещанские традиции настолько вкоренились в общество, что всем это кажется естественным. Один Кин пытается протестовать — и погибает. Он видит графиню в ложе вместе с его соперником, принцем Уэльским, и, поняв, что пошлость и бездарность, покрытые богатством и громким титулом, победили, сходит с ума во время исполнения им роли Гамлета.

Артист Пясецкий (Кин) играл с большим подъемом. Особенно хорош он был в последнем действии — в сцене сумасшествия».

Борис Пясецкий, игравший Кина, выступил еще и режиссером-постановщиком этой пьесы.

«Тайна дома № 5»

Екатеринодарский период творческой карьеры Пясецкого практически неизвестен. До революции он играл в Симбирском драматическом театре, затем в Киевском театре Соловцова. После недолгого пребывания в театре имени А.В. Луначарского перебрался в новый Ростовский театр политуправления Северо-Кавказского военного округа, а затем в Москву.

Зрители хорошо знали Пясецкого по его ролям в немом кино. Только в 1912 году он снялся в четырех лентах, из которых самой загадочной стала «Тайна дома № 5» режиссера Кая Ганзена.

Фото: кадр из фильма

Это один из первых фильмов ужасов, снятых в Российской империи. Долгое время он считался утраченным и только в прошлом году был обнаружен в Госфильмофонде.

Пясецкий исполнил роль графа Дарского, а его партнершей по фильму была знаменитая Вера Пашенная. Поэтому на киноафише именно ей было уделено основное внимание:

«Выпуклая и выразительная игра неподражаемой артистки В.Н. Пашенной, тонко очерчивающая характер героини и вдохновительницы преступления — Эльзы, захватывает зрителя с первых же сцен и держит его в непрерывном напряжении вплоть до кровавой развязки, оставляя яркое и неизгладимое впечатление».

Гай Ганзен снял Пясецкого и Пашенную в еще одной ленте — в «Грозе» по драме А. Островского, вышедшей в прокат в 1912 году.

Буренин вместо Еврипида

С театром имени А.В. Луначарского соревновался театр Политотдела 9-й армии, предложив екатеринодарскому зрителю трагедию «Медея». Но не античного Еврипида, а Виктора Буренина — литератора с далеко неоднозначной репутацией в писательской среде.

Вместе с Алексеем Сувориным в 1883 году Буренин написал драму в четырех действиях в стихах и прозе под названием «Медея». В предисловии авторы честно предупреждали:

«Драма из жизни древних, даже очень древних народов! Что за анахронизм! Откопать какую-­то Медею и заставить ее говорить о своих страданиях и мстить! Разве мало в современной жизни любви и ненависти, мало драм? На такие вопросы отвечать довольно мудрено уж потому, что ответом на них все-таки никого бы не убедил. Почему опера берет свои сюжеты у древних, почему роман начинает откапывать давно забытую жизнь египтян, греков, римлян, византийцев? С целью ли поучения современников, ради ли картинности прежней жизни и обстановки, ради ли того, что иные вопросы легче резко и прямо ставить,­ когда цивилизация была не так сложна, но человек жил, страдал и чувствовал! Может быть ради всего этого…»

Драма ставилась на актрису Софью Строеву-Сокольскую, уже исполнявшую роль Медеи на сцене провинциальных дореволюционных театров.

Корреспондент газеты «Красное знамя» под говорящим псевдонимом Аполлонская в рецензии на спектакль, кратко пересказав сюжет, отметила игру Строевой-Сокольской:

«Эта классическая трагедия захватила зрителей. Артистка Строева-Сокольская в роли Медеи дала захватывающие по силе трагизма мгновения. Наружность артистки, ее красивый металлический голос как нельзя лучше соответствовали роли».

Впрочем, Строева-Сокольская, как и многие другие, не задержалась в Екатеринодаре — судьба забросила ее в Харьков в популярный театр Николая Синельникова.

Чистка профсоюза

Профсоюз работников искусств оказался долгожителем. Его постоянно реорганизовывали, объединяли, разъединяли, меняли название печатного органа, но он все же держался на плаву. Регулярно шерстили его состав как в центре, так и на местах.

«Красное знамя» со знанием дела клеймило классово чуждых:

«Волки в овечьей шкуре, о которых все чаще приходится говорить и писать, продолжают работать среди белого дня.

Началась чистка профсоюзов работников искусства от примазавшихся к нему посторонних элементов. Говорят, что среди высших слоев старой и новой буржуазии это начинание вызвало сильнейшее недовольство».

Да и над руководством Рабиса постоянно висел дамоклов меч. Первых трех председателей расстреляли. Кого в 1936 году, кого в 1937-м. А первого председателя, скульптора Михаила Блоха, — за шпионаж в пользу Польши в 1920 году.

Автор материала: профессор Юрий Лучинский, завкафедрой истории и правового регулирования массовых коммуникаций факультета журналистики КубГУ, доктор филологических наук.