В русской культуре есть образы, которые не нуждаются в подтверждении: они живут в песнях, запахе бурлящего самовара,  березовом шелесте, в книгах Пушкина и Достоевского, семейных традициях, — это неофициальные символы России, о которых никто не спорит. И дело вовсе не в экзотике или фольклорной декоративности. Эти образы говорят языком души.

Корни в земле

Понять Россию невозможно, не вглядевшись в ее пейзаж. Именно с природы начинается разговор о главных символах нации. Береза, пожалуй, самый трогательный из них. Светлая, стройная, она растет почти у каждого дома, встречает путника на дороге и уходит за горизонт в бескрайних рощах. С детства береза — это то, что ребенок учится рисовать одним из первых. В ее облике не только красота, но и тоска, и утешение. Она словно живая душа, тихий собеседник и памятник всему, что пережила земля Русская.

Петр Вяземский упоминает это дерево и сравнивает его с письмом матери:

Средь избранных дерев — береза
Не поэтически глядит;
Но в ней — душе родная проза
Живым наречьем говорит.
Милей всех песней сладкозвучных —
От ближних радостная весть,
Хоть пара строк собственноручных,
Где сердцу много что прочесть.

Медведь — уже совсем другой образ. Он темный, мощ­ный, упрямый. В сказках он глуп, но честен. В гербе, народных игрищах, в образе русского характера именно медведь олицетворяет ту самую стойкость, на которой держится русский народ: неторопливую, но непобедимую. В народной памяти медведь вовсе не зверь. Он брат в лесу, друг на земле.

Дом, в который хочется вернуться

Но природа лишь фон. Главное в русском символизме — тепло человеческого общения. Где оно проявляется полнее всего? Конечно же, у самовара. Этот пузатый кипящий сосуд давно не просто утварь — ­ это целая философия. У самовара собиралась вся семья. Велись неспешные разговоры, решались житейские вопросы. Во время чаепития не кричали и не спорили. Самовар согревает не только чай, но и саму атмосферу. Несмотря на то что в современной семье редко можно встретить настоящий самовар, который грели при помощи дров, традиция неспешного чаепития сохранилась.

Как и балалайка, самовар говорит на языке простоты и света. Три струны, а сколько мелодий, сколько слез и радости! Балалайка для русского человека вовсе не инструмент веселья, а музыкальное сердце деревни, тоскующей по родному. Ее звон похож на голос памяти.

Матрешка — еще один образ «внутрен­ней России». В ней заключена философия укорененности, преемственности, вечного женского начала, семьи. В каждой деревянной куколке есть мать, дочь, бабушка, внучка.

Вперед, несмотря ни на что

Однако душа России живет не только в воспоминаниях. В ней есть порыв, движение, решимость. Вот почему образ русской тройки не просто лошади. Это метафора стремления. Неконтролируемая, необъятная. Тройка мчится сквозь метель, через снега, вперед, к надежде. Она и про свободу, и про тягу к переменам.

Также символичен русский солдат. Это герой, защищающий дом, государство, мать не ради победы. В нем нет пафоса, но есть решимость. Образ русского солдата —
образ хранителя земли и всех тех символов, о которых мы сказали раньше. Во время Великой Оте­чественной мир узнал, что русские — решительные и храбрые, справедливые и добрые, поэтому в освобожденной Европе их встречали как освободителей, как самых дорогих людей.

В наше время образ русского солдата особенно актуален. Помните «вежливых людей»? Это наши военные во время Крымской весны: спокойные, сильные, тактичные. Их присутствие дарит угнетенным уверенность в том, что все будет хорошо.

Вера как скрепа

На этом пути народ не один. В нем живет вера. Православная церковь, ее золотые купола и звон колоколов. Это вертикаль, которая соединяет землю с небом, прошлое с будущим. Это напоминание о душе, о совести, о том, что все преходяще, кроме любви и духа. За веру и Отечество во все времена гибли православные воины, некоторые из них причислены к лику святых, как знаменитые своими ратными делами Дмитрий Донской и Александр Невский и святой новомученик Евгений Русский (Родионов), погибший в 1996 году во время Чеченской войны.

Здесь же вспомним и про доброту русской души. Это вовсе не символ в классическом понимании, но невидимая нить, соединяющая все остальное. Через доброту и широту русской души проходит все: и отношение к ближнему, и готовность к прощению, и способность выстоять. Не побоюсь сказать, что это сила нашего человека без громкости, но с глубиной. Русские не держат зла, не помнят плохое. Мы прощаем — и отпускаем. Такова русская душа.

Движение как откровение

Когда заканчиваются слова, начинает говорить тело. Русский балет не просто искусство — это язык, на котором Россия общается со всем миром. В нем чувствуется строгость и полет, сила и невидимая нежность. В каждом движении танцовщика прослеживается целая история народа, в которой и страдание, и надежда.

В XIX веке балет перестал быть лишь развлечением. Он стал настоящим выражением национального характера.

Советская и российская балерина, балетмейстер, хореограф и киноактриса Майя Плисецкая говорила: «В искусстве не важно «что». Самое важное — «как». Нужно, чтобы дошло до каждого, чтобы душу трогало — тогда это настоящее, иначе никак».

Балет не для избранных. Он отзывается в каждом, кто хоть раз чувствовал гордость, боль, светлую тоску. Он строгий, сдержанный, но способен взлететь выше слов.

Тепло, которое можно надеть

Есть и другой символ. Он совсем не сценический, а домашний, немного грубый, но по-своему родной. Шапка-ушанка — не просто зимний головной убор. Это броня от мороза, верный друг в метель, знак упрямого выживания.

Ее носил солдат на фронте, тракторист в поле, школьник в январе. В ней нет показного величия, зато есть тепло. За внешней простотой и порой нелепостью скрывается настоящая стойкость. Такая же, как и характер русского человека.

Роспись как рассказ

Но, пожалуй, самая тихая и при этом глубокая часть русской души живет в узорах. Русская роспись, будь то гжель, хохлома или мезенский орнамент, не просто украшение быта. Это почти зашифрованное письмо от предков. Каждый завиток и каждый цветок словно разговор без слов.

В гжели чувствуется небесная простота и бело-синий покой. В хохломе — тепло, солнце, щедрость. Их узоры украшают не музеи, а жизнь русского человека. Этими узорами продолжают расписывать чашки, ложки, подносы. Красота по-русски не отстраненная, а живая, домашняя. В русской росписи все делается с душой.

Образ в целом

Когда смотришь на все эти и другие образы, складывается мозаика русской души. Это не музейные экспонаты. Это живые части нашего быта, культуры, языка. Это жесты, звуки, запахи и эмоции, которые передаются не учебниками, а интонацией бабушки, словом отца, песней в дороге.

Нам не нужно официально утверждать эти символы. Они уже утверждены временем, любовью, памятью, русской душой. В мире, где многое меняется, они неизменны. Они напоминают о том, что русский — человек чувствительный, добрый и отзывчивый, который может быть угрюмым. А у каждого чувства есть своя мелодия, свой цвет, свой образ. И если вы однажды услышите звон церковных колоколов или шелест березы, прислушайтесь: с вами говорит душа русского народа.