Они перестают загадывать на будущее. Беспокойно спят. Не думают о других, в лучшем случае — о своей семье. Они не плохие. У них психологическая травма, а у кого-то уже — посттравматическое стрессовое расстройство. И это неудивительно. На их долю выпали такие события и испытания, во время которых может пострадать не только тело, но и душа. В психологической помощи сегодня нуждается немало людей: это и те, кто попал под бомбежки, и те, кто ждет своих мобилизованных близких, да и обычные люди, которые близко к сердцу воспринимают даже чужую беду.

Как бороться со страхами, когда «такое творится»? Какими словами общаться с теми, у кого мобилизовали родственника? Куда обращаться за психологической помощью? Об этом и многом другом мы поговорили с психологом-практиком, вице-президентом Общероссийской профессиональной психотерапевтической лиги, президентом региональной организации «Развитие психологической помощи», координатором психологов-волонтеров Инной Силенок.

«30 лет назад я спасалась от обстрелов в Грозном»

— Инна Казимировна, не представляю, сколько нужно сил, чтобы работать на психологическом фронте. Особенно, конечно, с душевными травмами и посттравматическими расстройствами. Банальный вопрос, но хочется задать: вы работаете по призванию?

— Профессия сама меня нашла. Я не могу не помогать другим, потому что знаю, что это такое — лишиться всего. Потерять близких, друзей, дом. Сменить место жительства и начать все с нуля. Я знаю, как это страшно. Дело в том, что я родилась и выросла в Грозном. Окончила там музучилище и нефтяной институт, первый раз вышла замуж и успела родить ребенка. Сын появился на свет уже под обстрелами бандформирований и, возможно, из-за этого раньше срока. Мой папа значился седьмым в списке руководства республики, подлежащим уничтожению, потому что он возглавлял тот самый завод промавтоматики, где сепаратист Дудаев хотел выпускать оружие. Узнав об этом, мои родители собрались за одну ночь и уехали из республики. Мы с мужем и новорожденным оставались в городе, но быстро поняли, что тоже нужно как-то выбираться — разгромили даже молочную кухню, и мне нечем было кормить сына, не было детских врачей. По Грозному, спасаясь от пуль, пробирались перебежками по дворам. Знаете, когда я недавно была в Рубежном Луганской Республики, мне этот город очень напомнил те дворы моего детства с советскими девятиэтажками, фасады которых сплошь в дырах от обстрелов. Рубежный уже освободили, но ходить по улицам было еще опасно, не всех снайперов зачистили. Также было и в 1992-м в Грозном…

— Тогда ситуацию удалось переломить. Все наладилось. Сейчас даже не верится, что такое творилось в Грозном. Как считаете, и сейчас переживем? Как лично вам удалось восстановиться?

— Переживем. Справимся. Победим. Восстановимся. Даже не сомневайтесь, никуда не денемся. Когда я приехала из Грозного в Новороссийск, я понимала, что у меня психологическая травма. Я плохо спала, пугалась, когда около нашего дома останавливались машины, мне казалось, что сейчас начнут обстреливать мой дом. Поэтому стала искать психологические курсы, специалистов. Занималась тем, чтобы привести себя в порядок. При этом видела, что я такая не одна. Люди ведь ехали не только из Чечни, но и с других территорий, в том числе из Средней Азии. Все они были потеряны, душевно травмированы.

Бывает, человек как-то неадекватно реагирует на что-то. Это происходит потому, что он плохо себя чувствует. И не обязательно на физическом уровне. Тревога, паника, агрессия, сильный страх — это все вызывает поведение, которое нормальным не назовешь. Понимание, что в этой ситуации нужен специалист, у нас в обществе формируется медленно и постепенно. Осознав это, я пошла учиться.

К примеру, в Крымске, где в 2012 году произошло страшное наводнение, я координировала всю волонтерскую помощь, мы работали под руководством психологов МЧС. Я тогда по крупицам со всей страны собрала 250 волонтеров-психологов. Тех, которые хоть чуть-чуть умели работать с психологической травмой. На тот момент таких психологов очень не хватало. После этого я организовывала обучение волонтеров.

«Сейчас девять из десяти человек чем-то травмированы»

— То есть среди психологов не хватает узких специалистов?

— Тут палка о двух концах. Тема узких специалистов непростая и неоднозначная. Важно, чтобы, как говорится, сапоги делал сапожник, а пироги пек пекарь. Психологи бывают и нужны разные. Я универсал. Но должны быть специалисты, которые работают именно с детьми или с семьями и ведут только тренинги определенной направленности, например, по продажам-переговорам. Нужны и те, кто работает с травмой.

К примеру, этим летом я была в ЛНР в бомбоубежищах и пунктах временного размещения. Работала с тяжелой психологической травмой людей, у которых на глазах погибли родственники, а также с теми, которые сами были тяжело раненные. Представляете их состояние? Я «снимала» панические атаки, горевания. К примеру, у одной женщины прямо на глазах взорвало мужа. Она находилась в тяжелейшем состоянии, я ее из него вывела. После этого она смогла заботиться о своей матери и брате, у обоих — инвалидность. Мы этим летом отработали в Старобельске, Веселом, Красном Луче в детском приюте, в Рубежном, Северодонецке и в самом Луганске.

— Инна Казимировна, трудно находить диалог с людьми, которым нужна помощь? Наверняка они не хотят разговаривать, не хотят выходить на диалог.

— Это главная проблема. Люди, которым плохо, могут рассказать, что их беспокоит, но не готовы делать техники, потому что снова нужно погружаться в негативный опыт. Это больно. Страшно. Неприятно. Но пройти этот путь необходимо. Эти люди побывали в таких событиях, которые их научили: не загадывай, не привязывайся, не бери больше, чем вытащишь. Они могут даже сносно себя чувствовать, но травма уходит вглубь и становится посттравматическим стрессовым расстройством. ПТСР — слово сегодня модное. Кто-то даже считает, что, если человек пережил бомбежку, у него уже ПТСР. Это, конечно, миф. Мы рассматриваем тему ПТСР не ранее чем через три месяца после произошедшего травматического события.

— Как это может проявиться?

— Тонкая тема. После того как закончатся боевые действия, домой начнут возвращаться те, кто сейчас выполняет там задачи. И эти люди могут находиться в разных состояниях, нуждаться в нашей помощи. Мне приходилось работать с теми, кто воевал в Афганистане, поэтому я знаю, о чем говорю.

— Мне кажется, что сейчас мы все, пусть в разной степени, но травмированы событиями, которые происходят в мире. Пандемией коронавируса и ситуацией с Украиной. Сначала пришлось переустраивать свою жизнь, работу, затем переживать страхи за своих близких во время мобилизации.

— Согласна. Многие люди получили психотравмы во время пандемии, находясь на самоизоляции. У кого-то от ковида умерли родственники. У других после перенесенной инфекции пошли осложнения. Сейчас практически в каждой семье кто-то пострадал от коронавируса. А еще — бизнес, многие лишились работы. Я знаю студентов, которых отчислили, потому что они не смогли учиться на удаленке. Все это травматические события. Сейчас девять из десяти человек чем-то травмированы.

«Гормоны радости, которые возникают при пении, ни при каких других видах деятельности не образуются!»

— Как определить, что ты уже на грани нервного срыва?

— Если вы плохо спите, а после ночи отдыха у вас все равно нет сил и настроения. Если вас постоянно что-то раздражает, определенные люди вызывают у вас агрессию. Если вам не хочется браться за новые дела, у вас повысилась конфликтность, вас ничего не радует, не можете сконцентрироваться, делаете много ошибок на работе или учебе — все это показатели стресса, а возможно, и психологической травмы.

— Что же делать?

— Нужно заниматься психогигиеной. Полезно ходить пешком, особенно там, где много зеленых деревьев, слушать любимую музыку, желательно без низких частот. Полезно танцевать, делать зарядку. Составьте распорядок дня, в котором уделено внимание ритуалам. К примеру, общий завтрак с семьей, контрастный душ утром и расслабляющая ванна перед сном. Научитесь радоваться мелочам: солнечному лучу, звонкам от друзей, вкусной еде, разговору с близким человеком, игрой с домашним питомцем. Очень полезно петь. Гормоны радости, которые возникают при пении, ни при каких других видах деятельности не образуются!

Есть техники, которые может использовать любой человек. К примеру, техника «внутренняя улыбка» — когда мы улыбнулись, порадовались чему-то, а потом усилили это ощущение, мысленно посылая внутреннюю улыбку близким людям. Когда мы радуемся, это полезно для здоровья, иммунитет повышается. Гормоны радости справляются со всеми нашими проблемами, а гормоны стресса вызывают болезни.

— Сложно объяснить это некоторым людям. «Как я могу радоваться травинке, листочкам, когда тут такое происходит», — говорят они. И все, закрываются, и ты не можешь к ним пробиться.

— Да, безусловно, это непросто. У нас есть серьезная беда, приобретенная после лихих 90-х. Теперь не модно преодолевать трудности. Надо, чтобы было легко. Если трудно, значит, плохо. Этим грешит молодое поколение. Я вот еще не готова брюзжать. Нет, я очень люблю нашу молодежь, но есть один важный момент: человека от животных отличает ресурс преодоления. Если семечко сосны проросло на скале, обдуваемой ветрами, дерево вырастет кривым. А у человека, если он попадает в тяжелые условия, есть выбор: либо он справится и станет сильным, многого достигнув и помогая при этом другим, либо он, как та кривая сосна… Начнет употреблять психотропные вещества, алкоголь, войдет в «состояние Обломова» или что-то еще. Поэтому важно сегодня воспитывать в молодежи потребность трудиться, желание преодолевать. Радость достижения через трудности. Сколько раз я слышала: мол, да я в курьерах заработаю свои деньги, и морочиться не надо. Отлично, давайте всей страной пойдем в курьеры. А что с мозгами нашими будет?

Поэтому так важно тем, кто сегодня вынужден переехать подальше от боевых действий, быстро находить работу, вливаться в обычную жизнь. Нужно, чтобы у человека была возможность трудиться и получать от этого радость. Тогда личность развивается, а жизнь —
полноценная. Только через деятельность мы можем восстановиться. Трудотерапия — это отличная психотерапия. Одна из лучших.

— Мобилизация принесла нам немало переживаний. У кого-то призвали мужа, у кого-то сына, брата или отца. Люди надолго расстаются с близкими и, само собой, волнуются за их жизнь. Как нам общаться с теми, у кого мобилизовали родственника? Как начать разговор, чтобы не травмировать их еще больше своими расспросами?

— Вопросы вопросам рознь. Мы можем начать разговор мягко, издалека. Узнать, чем занимается в этот момент, нужна ли какая-то помощь, спросить, как дети. Мы часто, фиксируясь на результате, мало обращаем внимания на чувства. Людям, которые ждут своих любимых с мест боевых действий, важно быть чем-то занятыми и нужными. Есть такая техника, когда вся семья вместе пишет письмо своему солдату. Что-то написала мама, что-то — жена, что-то ребенок нарисовал. Получается групповое психологическое занятие.

Увы, как говорится, беда не приходит одна. И если проблема большая, ее надо поделить на маленькие кусочки, попробовав решить каждый отдельно. Ведь ситуация иногда как снежный ком: дети болеют, денег не хватает, стиральная машина поломалась, электричество вырубилось. Каждая из этих проблем «неприятно, да ладно», а когда все вместе — как будто большой камень придавил.

Важно понимать: если с человеком трудно общаться, — значит, он плохо себя чувствует. Не берите на свой счет, вряд ли это имеет к вам отношение. Людям сегодня часто плохо, поэтому они бывают иногда злыми, депрессивными, запуганными, слишком тревожными. Давайте беречь друг друга. Время такое.

Полезный телефон

Где в Краснодаре можно получить бесплатную психологическую помощь? Можно позвонить на горячую линию 8-800-700-84-60. Это бесплатная круглосуточная психологическая помощь. Звонок бесплатный. Специалисты опытные и грамотные. Если есть необходимость, вас запишут на прием.

Подготовила Лилия Матонина