К 80-й годовщине Победы в Великой Отечественной войне театр подготовил музыкальный спектакль-посвящение, в основу которого легли многоголосая бессмертная поэма Роберта Рождественского «Реквием» и музыка Микаэла Таривердиева, а точнее, малоизвестные песни легендарного композитора о войне.
«Невозможно было не думать о ней…»
В день сдачи спектакля, когда обычно приходит пресса и люди из культурного сообщества Краснодара, обстановка в театре отличалась: в просторном фойе, в самом центре, стоял обыкновенный стул, выкрашенный ярко-алым, на который была наброшена солдатская шинель, словно оставленная кем-то на время. Молодежный знает, как подготовить зрителя, задав ему верный вектор… Казалось, что необычайно светло и спокойно. Без непринужденных светских бесед. Буфет не работал. Те, кто поначалу выражал негодование по этому поводу, после просмотра, думаю, поняли, что пить игристое с пирожным наполеон перед погружением в историю о Великой Отечественной неправильно.
В зале, на сцене-трансформере, позволяющей команде постановщиков делать разные по форме спектакли, отличающиеся по стилистике, только несколько стульев тоже акцентно-красного цвета, свисающие сверху, как с неба, полотна плотной, скорее белой ткани, напоминающие то ли парашюты, то ли облака, то ли платки, кто как воспринимает.
Туман. Наверное, в то роковое июньское утро, на рассвете, когда враг застал народ Советского Союза врасплох, день мог быть таким же… Только не сценический. Я вдруг увидела, как юные девочки в легких ситцевых сарафанах возвращаются с выпускного, а безжалостный ко всему живому фашист уже топчет своим до блеска начищенным черным немецким сапогом нашу землю. Ком подкатывает к горлу, но ты пока еще далека от тех жестоких лет, месяцев, дней, часов, минут, секунд. Говорят, что время на войне застывает, превращается в вечность. Об этом несколько мгновений спустя скажет словами Роберта Рождественского заслуженный артист Кубани Алексей Алексеев: «Сначала ровно тысячу дней, потом еще четыреста дней, а после еще восемнадцать дней (так подсчитано) шла война. Невозможно было привыкнуть к ней, невозможно было не думать о ней…»
Общая память — общая боль
Тишина. Свет гаснет — и снова яркая вспышка. К публике первой выходит заслуженная артистка Краснодарского края Оксана Трегубова и начинает читать знакомые стихи. Сперва тихо, затем изначально умеренно-спокойный тембр голоса переходит в сдержанный крик, когда душа кровоточит, но ты не можешь, не имеешь права кричать в полную силу. Это наша общая память кричит в каждом из нас, вне зависимости от пола и возраста.
Всего в спектакле занято 10 актеров. На протяжении часа — именно столько длится постановка — они практически не двигаются, как часовые на посту у Вечного огня. Палитра выбранных художником Настей Васильевой оттенков созвучна дню сегодняшнему, как и крой самих костюмов. Мы видим перед собой женщин и мужчин вне времени. Любой из нас может оказаться на их месте, переживая и проживая свою боль. Таков замысел Пронина. С одной стороны, его подход кажется простым, но эта простота в итоге и оказалась истинно верным решением.
Актриса Анастасия Радул в платье цвета песка. Красивая прическа в стиле 40-х годов прошлого века. Как же трудно приходилось женщинам на войне! Не дай бог узнать… Актриса читает свою часть из многоголосия. Все громче и громче, все четче и отчетливее, будто проявляется черно-белый снимок в полной темноте, показывается жуткое лицо войны. Ее запах, звуки, страшные картинки. Кто-то из парней отправляется на фронт в холодное пасмурное утро… Где-то на окраине Москвы или в центре Свердловска женщина склоняется над колыбелью, в которой мирно спит новорожденный малыш.
Я сижу в первом ряду и вижу слезы на глазах Анастасии. А потом и у других актеров. Девятой выйдет заслуженная артистка Кубани Юлия Макарова, которую знаю как человека жизнерадостного, но именно во время ее монолога понимаю, что основой материала в спектакле «Помни» должны стать переживания самих чтецов, а не сценография и художественные средства.
Спектакли о войне для меня всегда были тяжелыми. Тот военный спектакль, «Эшелон»12+, который давно в репертуаре театра, мне неимоверно сложно играть. Когда началась работа над постановкой «Помни», я впервые познакомилась с поэмой «Реквием», и те стихи, которые достались именно мне, настолько отозвались у меня внутри… Не было ни малейшего внутреннего сопротивления. Вспоминаю дедушку. В 17 лет он уже стал старшим лейтенантом — его сразу взяли на фронт, и он отслужил, с пулей и в сердце, и в запястье, но вернулся домой. Для меня наш спектакль — это дань памяти, это в первую очередь уважение,
— расскажет Радул.
С коллегой соглашается и Юлия Макарова. Актриса отмечает, что несмотря на то, что выстоять спектакль во всех смыслах было нелегко, как и идти не от персонажа, а от персоны, она приняла выбор режиссера.
Когда мы начали читать вместе, к тому же нужно простоять на каблуках целый час. Я так решила: Юля, помни! А помним ли мы на самом деле? И это так больно и страшно все… Поначалу говорила режиссеру: а может, мы где-то присядем, пройдемся, а может, видеоряд. Нет, мы должны что-то испытать, пережить, ничего особенно не делая. Внутри все плачет, но ты стоишь, не шевелишься и помнишь о том, какими выносливыми тогда были люди. И мы должны быть достойны их. Этот спектакль — про стойкость,
— делится Макарова
Неформальная интонация
С каждой строчкой напряжение от смысла, заложенного Рожественским, от его фраз, одна другой острее, нарастает. Тон ясен. Говорим об одной из самых страшных войн, не пощадившей ни стариков, ни детей. Никого.
Моя бабушка была подростком, когда оккупировали Краснодар. Она рассказывала мне, что запомнила момент, как ее мама, моя прабабушка, зная, что симпатичных девушек угоняют в Германию, вымазала ее печной золой перед приходом фашистов. Текст «Реквиема», который мы ежегодно слышим в День Победы, это слово «помните» — оно на слуху. Принимать участие в таком спектакле-посвящении для меня большая честь. Мы не играем никаких персонажей. Мы как персоны здесь, и у каждого из нас — личная история,
— вспоминает артист Илья Сердюков.
Позже, когда все гости разойдутся, а мы останемся с режиссером одни в пустом зале, он объяснит, почему сделал выбор именно в пользу «Реквиема». Все-таки стихотворная форма сегодня скорее редкость.
Восемьдесят лет — большой срок, и разговор о тех событиях, имею в виду театр, к сожалению, все чаще становится ритуалом, за которым ничего не стоит. Но жертвы тех лет, подвиги тех лет, они не заслуживают формального к себе отношения. Поэтому для меня всегда сложно найти верную интонацию для спектакля о войне. Я нечасто обращаюсь к этой теме, выбираю материал тщательно, тем более если речь идет о работе, приуроченной к знаковой дате. Оттолкнулся от поэмы Роберта Рождественского, потому что слышу в ней очень точную интонацию человека, который пытается понять события и разобраться с собой: как ему себя вести, продолжать жить, зная, что произошло тогда. Позже я услышал созвучие с музыкой Таривердиева,
— считает Павел Пронин.
Режиссер подчеркнул, что Микаэл Леонович написал не так много военных песен. Все мы знаем проникновенную музыку из культового фильма «Семнадцать мгновений весны», но практически не знакомы с другими его произведениями, посвященными этой теме.
Все они очень непростые. Имеют своего рода дистанцию, которая необходима для осознания происходящего. Таривердиев требует точности и щепетильности. И если не подходить с повышенными требованиями в музыкальном плане, ничего не получится. Мы стали искать возможность создать чистые и свежие фонограммы, потому что песни эти редкие, их трудно найти. Решили записывать заново. Оркестр Ильи Филиппова (Илья Сергеевич откликнулся с большим энтузиазмом) и аранжировщик Михаил Баланов сделали потрясающие записи, украсившие наш спектакль,
— продолжает Павел Пронин.
Тема Великой Отечественной войны на контрасте со всем тем беззаконием, что творят укронацисты, звучит еще безжалостнее. Как два ручья сливаются в полноводную кровавую реку, что выходит из берегов и затапливает своей отравленной водой расцветающие свежим цветом луга. «И вздрогнул от взрыва березовый лес…»
Сегодня вспоминаем всех павших, боясь потревожить их тихий сон, всем залом встаем, когда слышим отрывистое стаккато минуты молчания в финале спектакля. Мы плачем. Мы помним. Мы верим.
