Через неделю, 5 декабря, Геннадию Алещенко исполнится 85 лет. Он не участник Великой Отечественной — был слишком мал, чтобы держать винтовку, но что такое война понимал очень хорошо. Он помнит, как оккупанты, занявшие их поселок, сначала играли в футбол с местными мальчишками, расплачивались марками за молоко и продукты, которые покупали у хозяек, и вообще были вежливыми и предупредительными. Но после того как наши войска дали им отпор под Москвой, показали свое истинное лицо. Начались проверки, облавы, избиения, угон молодежи в Германию, расстрелы «неблагонадежных».
Семья Алещенко жила в поселке Улла Витебской области Белоруссии. У колхозников Семена Карповича и Ксении Ивановны было пять сыновей и одна дочь, Геннадий стал последним ребенком, «поскребышем». На начало войны он жил вместе с родителями, остальные дети уже были взрослыми, жили своими семьями. Троих братьев призвали на фронт в первые дни войны, еще один брат позже уйдет в партизанский отряд, отца не мобилизовали по возрасту. С войны вернутся только двое братьев.
— Что я помню о первом дне войны? Как к нам в хату забегают летчики, стоявшие на постое (у нас в поселке базировалась военная авиабаза), сообщают матери, что убывают на передовую, и дарят ей косынку, а мне — буденновку и голубую пилотку летчика: «Вырастешь, будешь летчиком, Генка!»… Что интересно, я ведь действительно стал летчиком, майор в отставке.
Авианалет
Улла почти со всех сторон омывается реками: с одной течет Западная Двина, с другой — река Ульянка. Если смотреть с высоты птичьего полета, кажется, будто поселок — это остров. Понятно, что при таком географическом положении к нему было проложено несколько переправ, самая большая — через Двину. Здесь стоял трехарочный мост на мощных гранитных опорах. Арки немецкие авианалеты не пережили, а опоры устояли. Они стали основанием для новой переправы, которую построили уже после войны.
— И вот по этому мосту сразу после 22 июня целыми днями, без перерыва, шли сначала беженцы, потом наши отступающие войска, потом танки и пехота немцев, — рассказывает Геннадий Семенович. — Мы жили в хате на Мостовом переулке, так что вся эта процессия шла мимо нас. Помню, кто-то тащил козу, кто-то вел за собой корову, какая-то женщина несла швейную машинку.
Вдруг все замерли: вдали послышался низкий гул. «Вражеские бомбардировщики!», — крикнул кто-то, и народ в панике бросился к лесу. Геннадий с родителями тоже побежал к деревьям, видневшимся вдали, через ячменное поле. Помнит, как ему жалко было истоптанных колосьев, ведь в его обязанность входило отгонять от поля всякую домашнюю живность, а тут выходит, что зря старался. Потом он лежал в этой ржи, смотрел, как темные туши бомб отделяются от брюха самолетов, и летят прямо на них. Тогда он еще ничего не знал о летном деле, о том, что бомбы относило к целям, которыми были аэродром, гарнизон и мост.
Расстрел
— Немцы оккупировали поселок тем же летом. Они просто вышли из леса с автоматами и заняли несколько хат. Но никакой агрессии по отношению к населению, даже открыли полевую кухню для нас — суп и каша каждый день.
Но это была лишь маска. В это же время «освободители» сгоняли в Уллу евреев из окрестных поселков. Их поместили за колючую проволоку по периметру бывшей авиабазы, в качестве охранников выставили полицаев. Те разрешали некоторым из них покидать лагерь, чтобы они могли найти себе пропитание — просили еду у местных. Что удивительно, вечером пленники возвращались назад — держали слово, данное полицаям, а ведь могли убежать…
Их расстреляют — все 327 человек — 27 декабря 1941 года, но перед этим заставят самим себе рыть могилу в мерзлой земле. Геннадий Семенович до сих пор помнит несмолкающие выстрелы и крики несчастных. Сейчас на этом месте установлен памятник.
Побег
В начале 1942 года в поселке стали появляться листовки с призывом к молодежи ехать на работу в Германию. И некоторые ехали добровольно. Тех, кто не хотел, увозили насильно. В это же время в окрестных лесах стало набирать силу партизанское движение. К нему сразу же примкнул брат Петро, он ушел в отряд имени Щорсе, которым руководил кузен Борис Алещенко, стал разведчиком.
Отряд полнился, так как оккупанты расстреливали всех мужчин, кто отказывался надеть форму полицая или так называемой Русской освободительной армии. Семьи, в которых кто-то воевал или был коммунистом, считались неблагонадежными. Семена Карповича дважды избивали до полусмерти за сыновей-фронтовиков и партизана. И однажды, когда стало ясно, что за ними скоро придут, Алещенко решили бежать к партизанам.
Стояла поздняя осень, в ту ночь выпал первый снег. Чтобы бежать, требовалось перейти реку, а брод находился у моста, на котором стоял немецкий патруль. По воде каждые 5-10 минут скользил луч прожектора, поэтому тройке беглецов приходилось с головой опускаться в холодную воду, пережидая, пока луч не уползет дальше. На другом берегу точно также приходилось падать в снег из-за того же прожектора.
— До соседней деревни доплелись кое-как, мокрые и замерзшие. Нас пустила обогреться и поспать какая-то семья, а утром нас забрал Петро, вернувшийся с задания.
У партизан
Сначала жили в штабной землянке, потом построили свою. Никаких удобств, вместо крыши — раскидистые еловые ветки. Еда — лепешки из муки, похлебка из нее же.
По малолетству Геннадий партизанить не мог, поэтому ему вменили в обязанность ухаживать за лошадьми, кормить их и водить на водопой к реке. Это осложнялось тем, что над лесом часто летали немецкие «рамы» — самолеты-разведчики, нельзя было на них натыкаться.
А еще дети в отряде занимались минированием местности: их ловкие пальцы быстро погружали «банки» в землю и присыпали сверху листвой и ветками. Особенно этот навык пригодился при отступлении отряда, в котором тогда уже насчитывалось 17 бригад, в мае 1944 года. Мальчишки закладывали настоящие мины и муляжи: пока немец разминирует все, отряд успеет отойти на несколько километров.
— Силы тогда были не равными, партизанские отряды оказались в окружении, — вспоминает майор. — Из Москвы пришел приказ расформировать отряды и прорываться небольшими группами. Те, кто был без семьи, смогли это сделать, семейным же было намного сложнее. В одном из боев ранило нашего комиссара. Когда он понял, что не прорвется, расстрелял свою семью и покончил с собой: знал, что их ждет, если они попадут в плен.
Отступление и спасение
Геннадий во время отступления вместе с родителями попал в плен. Их заперли в каком-то сарае, где уже находились другие пленники. А в конце дня первую группу вывели на расстрел.
— Нас построили в шеренгу, но пулеметчик никак не мог найти сухого места для своего орудия, поэтому процесс затянулся. Мы стоим, дрожим, кто-то молится, другие плачут.
Тут видим, подъезжают двое немецких офицеров, и один из них, сказав что-то по-немецки расстрельной команде, обращается к нам: «Идите по этой дороге до соседней деревни, и не сворачивайте». Мы пошли, даже побежали. Не знаю, почему тот офицер принял тогда такое решение, но это спасло нам жизни. А что стало с теми, кто еще оставался в сарае, не знаю…
Забегая вперед, скажем, что в этом же сарае своего расстрела ждали будущие тесть и теща Геннадия Семеновича. Он женится на их дочери Елене Ивановне Дыбаль десять лет спустя, у них родится двое детей, которые подарят им троих внуков, а те — двоих правнуков.
Поселок Улла освободили 27 июня 1944 года. Осенью того же года Геннадий пошел в школу, по окончании которой поступил в Шадринское училище штурманов. С сентября 1958 года служил в авиационном подразделении в Ейске, с 1963 по 1981 год — в Краснодарском высшем военном авиационном училище летчиков имени Героя Советского Союза А.К. Серова на разных летно-командных должностях.
Читайте новости там, где удобно: Instagram Facebook, Vk, Одноклассники, Яндекс.Дзен.
