— Нагрузка не только физическая, но и нервная, и психологическая — работая, я выкладываюсь полностью. У некоторых дрессировщиков тигры совсем ручные (им дают специальные успокоительные средства. — Прим. автора), но у меня они настоящие, характерные, и иногда с ними приходится даже драться. Тогда вообще по семь потов сходит.
— И что, есть способ победить в драке?
— Конечно, дело не в силе — животное намного сильнее, — а в технике. Надо уметь заставить его сделать то, что тебе нужно, не причинив при этом боли. Иначе в ближайшие пять секунд тебя уже может не быть — съест. Хищник, реагируя на боль, атакует, разворачивается и идет на тебя. И в этом мы с ним похожи.
— Один раз во время выступления вы в шутку показали, что испугались. Что может на самом деле позволить себе дрессировщик?
— Между человеком и хищным животным существует невидимая граница, перейти которую можно только раз. Или два, если повезет. Дрессировщик на манеже играет с животным, но не дай бог ему заиграться и перейти черту. Есть шанс выйти из смертельной зоны живым, только если животное не успело это понять.
— А как вы страхуете свою жизнь?
— У нас даже оружие боевое есть. В нем семь патронов, последний — свой. Но мы его с собой не берем. Раньше это было модно, а сейчас — некрасиво. За сеткой стоит человек, который в случае нежелательного поведения хищника у меня за спиной произносит его кличку. Я слышу и сразу поворачиваюсь в сторону животного — и контроль над ситуацией снова у меня.
— А какой у вас был самый страшный случай?
— Почему всех интересуют трагедии? Мы стараемся не допускать нападений. Тигры иногда дерутся между собой, и их схватка страшна: они бьются, прыгают друг на друга, даже на сетку вылетают. Чтобы их развести, нужно встать между ними. И я это делаю. И никакой гарантии сохранности моей жизни в этот момент нет. Но я знаю, чего стою и что в какой ситуации могу. Иначе в клетку не захожу.
— Что в таком случае происходит?
— По технике безопасности у нас всегда наготове подключенные к воде брандспойты. Их надо только открыть. Тигры не боятся воды: они прекрасно плавают. Но внезапно почувствовав холодную воду, они отвлекаются друг от друга и понимают, что должны делать другое.
— У вас любимчик есть?
— Нет, я никогда не разделяю животных. Они все мои любимые дети.
— Бывают ли «дети» вами недовольны?
— На репетициях чаще всего недоволен ими я.
— Наказываете?
— Я и своих детей наказываю. Когда говоришь: не суй палец в розетку, а он продолжает, то дал ремня по попе один раз, он и запомнил на всю жизнь. И меня так же родители учили. А для животных мы используем бамбуковые палки. Смотришь, он рвет ковер когтями, а это пять острых ножей, палочкой раз по лапе (как детей по рукам бьют) и голосовую команду даешь. Но какую — это наш секрет, рассказывать вам его не буду. Все, в следующий раз ему достаточно будет просто сказать эти слова.
— Сейчас большую поддержку получило движение, выступающее против использования животных в цирке. Люди не хотят, чтобы их мучали и наказывали. Как вы к этому относитесь?
— Я дружу с «зелеными», и движение Гринпис поддерживаю. Только везде говорю, что не надо перегибать палку. Идет конкурентная борьба, и ради наживы хотят уничтожить целый пласт российской культуры. Все эти акции — проплаченные. В 1994 году во время нашей работы в Австралии люди стояли у входа с плакатами «Нет животным в цирке!». А после третьего звонка, отработав деньги и сложив плакаты, шли к нам на спектакль. И восторженно кричали, и хлопали.
— Почему «зеленые» не кричат и не возмущаются, когда на обложках журналов красуются фотографии «героев»-охотников с львиными головами и оружием с оптическим прицелом?
— Лучше бы занимались контролем содержания животных. В России сейчас осталось 32 стационарных цирка, во всех условия содержания животных безобразны: помещения крайне маленькие. Так выделите деньги, проконтролируйте, чтобы они дошли до места, а потом приходите и спрашивайте: «Как ваше животное живет?» Ветеринарная служба, например, требует, и мы показываем.
— А что вы сами для этого делаете?
— Строим, и не по принуждению, специальные вольеры, чтобы была возможность у животных отдыхать. Эти приспособления мы возим в восьми фурах.
— Почему другие не делают того же?
— Раньше, путь к профессии дрессировщика был многоэтапным, требовалось доказать свою любовь к животному и готовность к работе. Человек приходил в цирк, устраивался сначала рабочим по уходу за животным. Потом становился учеником. Года два-три дрессировщик присматривался и, если находил в нем жилку, то начинал его обучение. И только потом комиссия и главный дрессировщик принимали решение, можно ли этому человеку доверить животное или нет.
А после развала СССР появилась возможность купить животное. Сейчас каждый пятый — дрессировщик, а что он с ним делает? Животные содержатся в крохотных клетушках, а на представлениях выходят из-под контроля. Благо, уже вышел закон, регулирующий продажу хищников людям.
— У нас на Кубани в цирке не так давно львица ребенка утащила…
— В Подмосковье в шапито неприятные моменты случаются часто. Но дело не только в дрессировщиках, но и в безбашенных родителях. Хищники работают, а ребенку говорят: «Подойди к барьеру, повернись спиной, и мы тебя на фоне тигров сфотографируем». Своему ребенку я такого никогда не посоветую. Потому что даже за ограждением тигр всегда имеет возможность для прыжка. А что ребенок для тигра, пантеры или леопарда? Маленькая, беззащитная добыча.
— Годы идут, а защитная сетка из моего детства остается все той же. Неужели с развитием техники ничего нового придумать не могут?
— Обижаете. Такая сетка есть только у меня и еще у одного дрессировщика, которому я продал свой патент. Остальные по-прежнему за железной работают. Да, сейчас есть и отпугиватели, и «электрические пастухи», но какая гарантия, что животное их не перепрыгнет? У нас слоны были — 2,5 метра в холке, и тигр с места запрыгивал на них без проблем. Думаю, он и 3,5 метра спокойно возьмет.
Моя же сетка высотой 5,5 метра. Она проверенная. Во-первых, она мягкая — по ней тигр не сможет перелезть. Во-вторых, крепкая, такими сетями акул ловят. Она не гниет, с ней ничего не происходит. А еще у нас за зрителями смотрит специальная охрана, чтобы, не дай бог, никто к ней не подошел.
— Почему российский цирк с недорогими билетами едва выживает, а Цирк дю Солей собирает залы и процветает?
— Дю Солей поддерживает государство и Гринпис. И те и другие выделяют им средства на новые спектакли, костюмы и пр. А наше государство от нас отказывается. Если раньше Росгосцирк еще как-то финансировался, то сейчас его решили перевести на самоокупаемость. Почему Большой театр не переводят? Это все проплаченное лобби.
Пришло новое руководство, которое собирается акционировать предприятие, то есть уничтожить систему, предусматривающую содержание артистов и животных. Их будущее на улице. Кого- то, конечно, начнут нанимать на работу, но за копейки, ведь других площадок для выступлений нет.
— Может, будущее цирка в семейных династиях?
— Это и так происходит. Обычные люди переезд воспринимают как два пожара, а у нас он происходит каждый месяц-полтора. За год 8-9 городов объезжаем, и везде стараемся создать уют — потому у нас все по-семейному. В цирке люди встречаются, расписываются, детей рожают, обучают.
— Лишают их детства и возможности выбора?
— Не совсем так. Особенность цирковых детей в том, что к 10-11 классу они уже профессиональные артисты. А дальше… миллион возможностей, учись! Я, например, еще дальнобойщик, все виды транспорта освоил, даже самолет. Могу на токарном станке работать и на сверлильном. Я никого не держу. Но если кто-то хочет работать здесь, то должен выкладываться полностью, чтобы достичь вершин.
— Что, на ваш взгляд, будет дальше?
— Кто сильный, тот останется и продолжит работать. Я буду бороться до конца: манеж — мой хлеб, восхищение зрителей — мой жизненный стимул. Запретят работать с животными — я сделаю аттракцион без них. Но россияне, как медведи, думаю, проснутся и ударят наконец этим «зеленым». Мы — русские, у нас своя культура, и мы будем беречь ее, и драться за нее.