Краснодарские известия

Искусство не для всех: как простому зрителю разгадать режиссерский замысел

Мы говорим «театр» и подразумеваем волшебство. Оно начинается с подбора вечерних туалетов и особенных духов, продолжается в игристом вине в театральном буфете и переходит в зал, где и должна начаться настоящая магия. Держа в одной руке программку, а в другой — плитку горького шоколада, мы садимся в кресло, начинаем смотреть и понимаем, что… абсолютно ничего не понимаем. Если ты не театровед, а простой зритель, нужно ли готовить себя перед спектаклем, чтоб разгадать режиссерский замысел?

Театр нужно учиться понимать

Сегодня нередки ситуации, когда режиссер ставит спектакль на заброшенном заводе, например, или на берегу моря. Или без артистов. Или без текста. Или все сразу. Последняя лаборатория по Достоевскому, которая прошла в Краснодарском театре драмы им. Горького летом, показала, что сегодня понятия «театр» и «спектакль» намного шире, чем 50 или даже 20 лет назад. Немецкий режиссер и композитор Хайнер Гёббельс вообще поставил спектакль без единого артиста, где публика в течение часа наблюдает за водой, паром и машинами. И на такие вещи тоже есть спрос. А бывают и такие постановки, где зрители ходят по городу в наушниках и слушают указания гида, чья речь синтезирована компьютером. Подобные проекты можно назвать сеансами самопознания: зритель наблюдает не за персонажем, а за собой. Так было и у меня, когда я пришла на лабораторию, где с меня вдруг сняли туфли на каблуках, выдали кроссовки, в которых я вместе со всеми отправилась в подвалы Краснодарского драматического «смотреть» спектакль «Двойник» (16+)в постановке Ярослава Рахманина, который, к слову сказать, стал победителем. Шок быстро прошел, когда наступило понимание того, что хотел сказать режиссер, и я увидела в главном герое себя, а ведь изначально он вызвал у меню бурю негативных эмоций и даже отторжение. «Бродилка» по подвалам подействовала или еще что-то повлияло, я не знаю. Наверное, это называется «стопроцентное попадание режиссера в цель», которую, возможно, он вовсе и не ставил перед собой. Но все-таки для большинства людей театр —  это соответствующие эпохе костюмы героев, понятный режиссерский язык — что-то, к чему мы привыкли. Здесь могут иметь место какие-то отступления от норм, но в понятных нам формах. И работа актеров, безусловно, играет не последнюю роль, как и наш вкус, и восприятие.

— Чтобы понять «Черный квадрат» Малевича, нужно прекрасно знать историю живописи, — считает Даниил Безносов. — Знать от истоков и до появления «Черного квадрата». Там все совершенно понятно, там нет никакой загадки и никаких тайн. Ты просто понимаешь, как это развивалось. Сотовая связь как-то развивалась от телеграфа к тому, чем мы все пользуемся сегодня, хотя это одно и то же — способ коммуникации людей на расстоянии. Раньше это были почтовые голуби, а сейчас смартфоны. Театр тоже развивается. И чтобы его понимать, нужна насмотренность и необходимо поднимать свою личную культурную базу. И тогда в театре ничего вас удивлять не будет.
— Иногда важнее просто прочувствовать, а не понять, — говорит Александр Николаев. — Есть такие постановки, которые совершенно непонятны зрителю. Не потому, что зритель такой глупый и не понимает режиссера, а потому что иногда режиссер загадывает такие шарады и ребусы, абсолютно бессмысленные, понятные только ему, а зрителю приходится мучиться и искать какие-то смыслы, которых там и не было. У простого зрителя театр и должен быть понятный, четкий, доступный, но все-таки в нем должна быть какая-то загадка. Здесь, как и в живописи, есть разные направления. «Черный квадрат» можно не понять, но его можно почувствовать.

Если хотите по-настоящему разбираться в современном театре, то ходите на фестивали или лаборатории, где режиссеры показывают свои эскизы. Там все — самое важное. Главный смотр отечественного театра — «Золотая маска», куда свозят лучшие постановки со всей страны. Иностранные спектакли показывают NET, «Территория», Чеховский фестиваль в Москве и «Балтийский дом» в Петербурге.

— Зритель сегодня меньше доверяет слову, он как раз больше доверяет визуальному слову, картинке, это неплохо, — считает Александр Николаев. — Наверное, зритель стал менее наивным, но вместе с тем мне кажется, что зритель идет в театр, чтобы сопереживать, переживать, испытать какие-то эмоции, но самое главное, — что он идет за каким-то чудом. Самое главное, — чтобы театр говорил зрителю про него и про сегодняшний день, чтобы был современным не по форме, а по содержанию. Важно быть убедительным, честным со зрителем и все-таки не опускаться до какой-то обыденности. Театр — это искусство элитарное. Он доступен для всех, но вместе с тем человек должен быть подготовлен. Зрителя нужно готовить, и он должен понимать, что это что-то особенное.

Театр — это отражение нашей жизни

На самом деле, российский театр  очень многообразный. В основном тренды приходят к нам из Европы, где публику достаточно сложно чем-то удивить, но у нас есть режиссеры, и их, способных создавать что-то самобытное, немало. Один из последних трендов — интерактивность: спектакли похожи на компьютерные игры с открытым миром. Бывают постановки, где актер может задать вам вопрос или попросить что-то сделать. Не удивляйтесь, если увидите нечто подобное. Еще есть документальный театр, физический, театр художника и множество других. Иногда в документальном применяют технику вербатим: актер или драматург записывает речь какого-нибудь человека, и потом она произносится со сцены как монолог. Подобное мы как раз видели в «Двойнике» Рахманина. В физическом театре главное — тело актера, его движения, позы и жесты, в таком спектакле слов может и не быть совсем. Театр художника сосредоточен на работе с предметами и фактурами. Но все-таки мода на запутанный, перегруженный символами театр уже позади, а внятные, доступные, демократичные спектакли сегодня выглядят куда современнее.

— Есть зарубежный театр, есть отечественный. Хочу обратить внимание на ранний советский период, на постановки Мейерхольда. Они тогда тоже казались чем-то новаторским и для того времени были очень специфичными, — говорит Александр Николаев. — Театр меняется, безусловно, но сегодня он меняется намного быстрее. Есть абсолютно различная палитра театров — от более классических видов театрального искусства к более концептуальным. Я думаю, что зритель больше тяготеет к тому театру, который ему понятен. Он может быть менее интересен, менее возбуждает зрительскую фантазию, но главное — это не форма, а содержание. Территория театра увеличилась, и многое стало возможным сегодня. Если раньше более подробно можно было со зрителем разговаривать, то сегодня век скоростей, и театр старается быстро что-то показать, рассказать, донести до зрителя. Самое главное, чтобы в этом потоке не терялась его искренность.

Островского, Чехова, Шекспира режиссеры по-прежнему ставят, и не только традиционалисты. Взять нашу «Грозу» (12+), которая с триумфом идет вот уже 4 года в Молодежном, а билетов на постановку по-прежнему не купить. В России режиссеры-интерпретаторы — это Богомолов и Серебренников. Современных авторов сегодня ставят реже, но все-таки ставят. Часто драматург и режиссер работают в тандеме, и пьеса сочиняется под конкретный спектакль.

— Я считаю, что театр — это безопасные эмоции. У меня нет задачи «попасть в зрителя», достучаться до него, и у артистов нет, — говорит Даниил Безносов. — Мы вступаем в какую-то художественную дискуссию. Я никакой морали нести не собирался, не собираюсь и не имею на это никакого права. Поэтому мы просто берем часть человеческих отношений и пытаемся в них разобраться: почему это произошло? Вот спектакль «Гроза» —
это какая эпоха? Мы максимально старались уйти от привязки ко времени. Декорации тоже минимальны, по костюмам сложно определить, какому времени они соответствуют. Самое главное — это человеческие отношения.

А что касается вышеупомянутого Шекспира, то почему-то именно к постановкам по его произведениям публика выдвигает больше всего требований. Взять последнюю — «Ромео и Джульетта» — режиссера Константина Солдатова, которая сегодня идет на большой сцене в театре драмы. Она вызвала не один вопрос, так как зритель ждет от Шекспира традиционных диалогов и костюмов. Иными словами, он хочет видеть на сцене то, что ему понятно.

— Шекспир — это, вообще говоря, поэтический вымысел, — поясняет Даниил Безносов. — Там никакой исторической подоплеки нет ни в одной его пьесе, зато есть взаимоотношения между людьми, которые не меняются со временем: любовь, ревность, зависть. Смотря в какой контекст ты это помещаешь — и в этом ничего смертельного и опасного, никаких нарушений не существует и быть не может. Нельзя относиться к театру как к обязательному инструменту передачи литературы. Литература — это только повод для возникновения спектакля. Это невежественно, когда говорят, что вот там написано, что герой в лосинах, — значит, он должен быть в лосинах. В то же время иногда без конкретики никак, если мы говорим про Великую Отечественную войну, например.

Женщины ходят в театр чаще

На просторах интернета я нашла одно очень любопытное исследование театральной аудитории в нашей стране. Оно базируется на теоретических и методологических разработках советских, российских и зарубежных социологов театра. Общая выборка исследования составила 7735 человек. Вошли жители более 140 российских населенных пунктов, а на очном этапе анкетирование было проведено в 26 театрах восьми городов России.

Согласно этому исследованию:

Цитата

Арсений Фогелев:

 Нам, как региону южному, важны танцы, песни, это для нас более понятно, интересно и привычно. Но в жизни иногда необходимо что-то  тяжелое, трудное именно для восприятия. Я не говорю, что это нужно переживать в реальности — а именно постигать с точки зрения визуального или аудиального поглощения.

Текст: Анна Климанц

Exit mobile version