Виктор Косенко — доктор медицинских наук, профессор, заслуженный врач России, Герой труда Кубани, почетный житель Краснодара, заведующий кафедрой психиатрии №2 Кубанского государственного медицинского университета, куда мы и отправились, чтобы поговорить с юбиляром.

Пока космические корабли бороздят просторы Вселенной… 

Виктор Григорьевич, когда вы связали свою жизнь с медициной, а это было в середине 60-х, тогда ваши сверстники мечтали стать космонавтами. Почему выбрали профессию врача и такое направление — психиатрию?

— К космонавтике я был очень близок. После медицинского училища и службы в армии (три года ходил в яловых сапогах), хотел поступить в военно-медицинскую академию им. С.М. Кирова в Санкт-Петербурге. Мечтал учиться у академика Газенко, стать психиатром и заниматься космической медициной, психофизиологией. Но из-за ситуации на экзамене не прошел по конкурсу — хотел помочь такому же абитуриенту, как я.

Дело было так. Я служил за границей, в Магдебурге, это Восточная Германия. Тех, кто хотел продолжить свое образование после армии, собрали вместе, создали условия для подготовки. Я жил в одной комнате с танкистом. Этот чертов лейтенант поступал на факультет для врачей сухопутных войск, а я — на факультет ВВС. Успешно сдаю экзамены, почти все на пятерки. Остается последний предмет — химия. Сидим с этим пареньком вместе. Он мне показывает свою задачку: «Виктор, посмотри, я правильно решил?» Нет, говорю, неправильно. Перерешал за него. Генерал из приемной комиссии увидел, глянул на меня сурово. Я притих. А паренек опять ко мне: «Виктор, а что такое токовая промышленность?» Как сейчас помню, будь она проклята! Начинаю ему объяснять про 20-й съезд КПСС и развитие интенсификации сельского хозяйства. А потом говорю: «Голову не морочь, у меня есть по этому вопросу шпаргалка». И полез за ней в сапог. Тут уже генерал не выдержал, подошел ко мне: «Ну что, старшина, будем разуваться или сами отдадите?» Я отвечаю: «Товарищ генерал, не позорьте, конечно, сам отдам». С экзамена меня не выгнали, здорово погоняли по предмету, в итоге поставили тройку. Это и сыграло решающую роль: баллов для поступления не хватило, на этом моя история с академией и космонавтикой закончилась.

Но с мечтой о психиатрии не попрощались?

— Нет, для меня не было другой специальности, кроме этой. И тем более иной профессии — только медицина! Я вырос, слушая разговоры докторов — все наше окружение состояло из врачей, медиков. Моя мама работала медицинской сестрой в Березанской психиатрической больнице, у нас дома было много специализированной литературы. Я играл с бинтами, шприцами, пытался лечить собак и кошек. Все это и сформировало мой выбор. Когда вернулся после службы в армии, устроился в Краснодарскую краевую клиническую психиатрическую больницу и поступил в Кубанский медицинский институт им. Красной Армии (так раньше назывался Кубанский государственный медуниверситет). Ночью работал, днем учился и даже получал повышенную стипендию.

А друзья в это время, наверное, рвались на комсомольские стройки…

— Мы тоже ездили! Пока другие летом отдыхали на морях, наш студенческий стройотряд работал. Ездили по краю, отправляли в Казахстан на стройку, в Тимирязевский район. Кубанские психиатры были настоящими ударниками, мы даже первые места среди команд других вузов по Советскому Союзу занимали. Кстати, когда встал вопрос о награждении, меня спросили: «Виктор Григорьевич, что выберете? Орден Красного Знамени или поездку в Италию?» Как думаешь, Юля, что я ответил?

Так вы же молодой совсем были, наверное, хотелось мир посмотреть.

— Правильно. Решил, что орден я себе еще заработаю, а в Италию — кто знает, когда смогу съездить, да еще бесплатно. Но медаль мне все равно дали — «За освоение целинных земель».

«О таком и вспоминать страшно»

Виктор Григорьевич, если вернуться на пять десятилетий назад, насколько изменилась психиатрическая служба? Условия, методы лечения, сами больные?

— Ой-ой-ой, даже страшно вспомнить. Начало 70-х годов: больные спали по двое на койке. Мест катастрофически не хватало. Когда я стал главным врачом Краснодарской краевой клинической психиатрической больницы (это был 1984 год), здесь даже пищеблока не было. Готовили в детской больнице, которая располагается по соседству, и приносили сюда. Вода и та была по расписанию.

Конечно, я понимал, что в первую очередь нужны были хирургия, терапия, а психиатрия — как бы по остаточному принципу. Когда я стал депутатом сначала Законодательного Собрания Кубани, а потом — Государственной Думы, получил возможность говорить об этом публично, требовать изменить отношение к службе.

Вы не представляете, насколько в других психиатрических больницах было все плохо. Помню, приехал в Кущевскую: стоит больная в какой-то потрепанной фуфайке, вата клочьями, под фуфайкой — грязное рваное белье, пальцы все обожженные. Подошел к кровати, поднял матрас — он весь гнилой, сетка порванная, скрученная. Разговариваю с заведующим отделением и понимаю, что он ни при чем — нет денег вообще ни на что, голытьба. Попросил с собой дать мне это рваное белье, приехал, показал коллегам в ЗСК, говорю, уважаемые депутаты, надо с этим что-то решать, давайте создадим комиссию. Там же наши земляки лежат, а у кого-то — родственники, близкие люди. Нельзя так.  Удалось убедить руководство  региона выделить средства на новый корпус, в котором мы сегодня с вами и общаемся. А ведь это были сложные 1990-е годы. Еще один вопрос, который удалось решить, — повысить заработную плату сотрудникам психиатрической службы по Краснодарскому краю на 50%, а в Краснодаре — на 100%.

В итоге мы кубанскую психиатрию всего за несколько лет вывели в лучшую по России, стали первыми по лечению, кадровому и материально-техническому обеспечению. Эти изменения почувствовали все: коллектив, больные. Изменилось и отношение людей, к нам стали больше обращаться за помощью.

Знаете, может, поэтому я и не сделал карьеру — потому что очень люблю свое дело, больных, всегда относился и отношусь к ним со всей душой. Не согласился на «выгодные» предложения, хотя мог остаться в Москве, когда стал депутатом Госдумы, занимать высокий пост.

Виктор Григорьевич, прошу прощения, но ведь ваши подопечные — это не просто больные люди. Среди них много преступников и даже маньяков. Честно говоря, даже представить сложно, как можно проводить обследование того же Чикатило и оставаться при этом невозмутимым.

— С Чикатило я не работал, а делом Буданова занимался лично (бывший полковник запаса ВС РФ Юрий Буданов, убивший Эльзу Кунгаеву в 2000 году. — Прим. автора). В составе комиссии работал вместе с судебными экспертами из Национального медицинского исследовательского центра психиатрии и наркологии имени В.П. Сербского.

Что я могу сказать? Этот украинский хлопец, танкист, «крайне порядочный человек», не признавал себя больным по той причине, что он, командир танкового полка, не может быть… дураком. Он и мне говорил: профессор, не морочьте мне голову, я здоров. А я признал его больным! У него была патологическая алкогольная невменяемость. Он имел черепно-мозговые травмы, контузии, выпивал. На этом фоне у него развился патологический алкогольный генез — расстройство сознания. Когда он Эльзу Кунгаеву убивал, он был неадекватен и не понимал, что делает. Мое мнение было принято за основу, Буданова признали невменяемым. Но потом уже другие специалисты дали заключение, что он здоров. Причем экспертизу проводили амбулаторно, не в стационаре. Бывший полковник и сам утверждал, что он здоров. Но я остаюсь при своем мнении: Буданов совершил убийство, будучи невменяемым.

Кстати про Чикатило. Я общался с профессором Александром Бухановским, который был экспертом в его деле. Именно Бухановский составил психологический портрет тогда еще неизвестного убийцы, а когда Чикатило задержали, оказалось, его личность практически полностью совпадает с описанием доктора. И, кстати, именно после разговора с Бухановским Чикатило дал признательные показания. Так вот Александр Олимпиевич, с которым мы очень дружили, говорил: «Виктор, у меня были сомнения по поводу болезни у преступника». А у меня не было, я уверен, что он — психически больной. Но Чикатило признали здоровым. Итог вы знаете.

Виктор Григорьевич, по сути, вы решаете судьбу человека…

— В какой-то мере да. Например, сидеть ему в тюрьме или нет. А еще — купить объект или нет.

?!

— Мы выступаем экспертами и в гражданских делах, участвуем в сделках, даем заключение по вменяемости сторон. Недавно был случай, когда нас попросили поприсутствовать при заключении договора купли-продажи. Речь шла об очень дорогостоящем объекте недвижимости в Новороссийске. Пригласил покупатель, так как на кону были десятки миллионов рублей, он очень переживал за чистоту сделки.     

Итак, встречаемся с продавцом. По закону я должен представиться, а представитель другой стороны дать письменное согласие на беседу. Я представляюсь: доктор медицинских наук. Не пугает. Дальше говорю: заслуженный врач России, профессор. Тоже не пугает. Врач-психиатр высшей категории. Его как током ударило: «Кто? Психиатр? И что? Считаешь, что я дурак?» Раскричался, распсиховался, в итоге послал нас с потенциальным покупателем подальше и отказался подписывать согласие. Сделка не состоялась, человек сохранил деньги.

Заметили странность? Идите к доктору

Виктор Григорьевич, обычному человеку со стороны действительно сложно представить, с кем вы имеете дело. Образ пациента сформирован фильмами и, прошу прощения, анекдотами: в одной палате Наполеон, в другой Екатерина Вторая. С кем в реальности вы имеете дело? И насколько много психически нездоровых людей?

— Если коротко, наш пациент — это тот, у кого есть проблемы с психическим здоровьем. Здесь может быть шизофрения, биполярное расстройство, психосоматическое расстройство. Болезнь может быть следствием алкоголизма. Симптомы наших больных: душевный дискомфорт, депрессия, плохое настроение, плаксивость, мрачные мысли и т.д. Мы с помощью терапии стараемся привести человека в нормальное состояние.  

Часто звучит фраза: «Мир сошел с ума». Вы как доктор согласны с ней?

— Что касается мира в целом, не скажу, но то, что наша российская статистика не соответствует истине, это точно. Больных точно на треть больше официальных данных. Откуда они берутся? Нередко шизофренические расстройства начинаются с банальной неврастении, плохого настроения. Если человек не выходит из этого состояния, то дальше ситуация может усугубиться.

Понимаете, болезнь может сформировать как наследственность, так и условия жизни, различные травмы, интоксикации, алкоголизм, социальная среда. Среди нас много людей с хроническими заболеваниями сердца, почек и других систем организма. Также в нашем обществе могут жить люди с психическими заболеваниями и не быть опасными, если они принимают препараты, соблюдают рекомендации. Приведу пример. Несколько лет назад к нам поступила девушка — очень красивая, приятная, из очень хорошей семьи — с обострением шизофрении. Болезнь выявили, когда девочка училась на первых курсах вуза. Когда родители поняли, что с дочкой происходит что-то странное, повезли ее в Москву, чтобы здесь никто ничего не узнал. В Москве их проконсультировали, выписали лекарства. Девочка их принимала, все было хорошо. Когда стала чувствовать себя лучше, прием препаратов прекратила. Стала встречаться с парнем, вышла за него замуж, забеременела, родила. В результате роды спровоцировали сильнейший психоз, ее привезли к нам.

Кроме работы с самой пациенткой, нужно было успокоить родных и убедить их в том, что шизофрения — банальный диагноз. Это не порок сердца и не диабет, с которыми тоже люди живут, принимая необходимые меры — пьют лекарства, колют инсулин. Так и с шизофренией: той девочке вполне можно жить обычной жизнью, но главное условие — больше не иметь детей… Мало того, что беременность и роды спровоцировали обострение, еще и болезнь генетически передается по наследству.

Можете посоветовать, как вести себя тем же родителям, если они увидели в ребенке какие-то странности?

— Главное — не бойтесь идти к доктору. Чем раньше обратитесь, тем больше шансов исправить ситуацию. Расскажите, что беспокоит. Поверьте, больных станет меньше, а главное — меньше последствий и инвалидов по психическим заболеваниям. Сегодня по официальной статистике психических больных около 185 тысяч в крае, но я думаю, что на самом деле больше процентов на 30. Люди боятся огласки, не идут к докторам. Знаю это точно. Когда я открыл частную клинику, где людям была обеспечена анонимность, на прием стало приходить больше людей.

«Одержимость бесами? Чушь! Это болезнь!»

Раньше людей с проблемами в психике называли душевнобольными, а если говорить про душевную боль, она врачуется  в церкви. Как вы относитесь к такому постулату?

— Я общаюсь и дружу со многими представителями Церкви. Когда пришел сюда главным врачом, обратился к Патриарху, чтобы он разрешил нам в клинике открыть молельную комнату. Разрешение получили, все организовали. И вот первое богослужение. Отправили на него ребят, которые у нас проходили обследование перед призывом в армию. Смотрю, идут, друг друга толкают, пинают, на замечания персонала не реагируют. Переживаю, лишь бы не подрались во время молитвы и проповеди. Проходит полчаса — в молельной комнате тишина. Думаю, что священник там делает, гипнотизирует их, что ли? Выходят — все дружные, чуть ли не за руки держатся, сильные поддерживают слабых. Значит, толк есть.

Потом начали в эту церковь ходить наши больные. Я стал отмечать, что после богослужений они становятся спокойнее.

Нередко, когда консультирую больного, который принимал и наркотики, и антидепрессанты, и капельницы, прошел через психиатрию, советую сходить в храм, пообщаться с батюшкой. Многие начинают верить в Бога, им становится лучше. Я не знаю, есть Бог или нет, но то, что с верой людям становится легче, я это вижу на своих пациентах.

А одержимость бесами есть?

— Чушь, это я не принимаю! Это называется истероидный компонент личности. Слышите голоса — идите к психиатру.

Виктор Григорьевич, такой вопрос. Маньяки — больные люди, это понятно. Но есть же психически больные гении — художники, математики, артисты, писатели…

— Безумие действительно свойственно одаренным людям. Возьмите Маяковского, Чехова. У них более ярко выражены признаки заболеваний. Вот Маяковский — даже по творчеству уже можно видеть, что человек не совсем в себе. Но больше о нем говорят поступки: страсть, любовь, менял женщин как перчатки. В итоге самоубийство. Чехов подписывался разными именами. Это тоже говорит о странностях личности. Скрывал свое я, представляясь кем-то другим.

Страшно спрашивать, и все-таки: а «наше все», Пушкин, здоров?

— Для всех здоров. Но для меня, как для доктора, сомнений много. Да, бреда или галлюцинаций  у него не было, но я проезжал по местам ссылок Александра Сергеевича. Он там развлекал себя, как мог, например, перецеловал всех пастушек. Известно, что он был хорошим бабником. Это тоже не совсем нормально. Скажу так: у него были странности, но у кого их нет?

«Видишь, у меня часть уха откушенная?..»

Виктор Григорьевич, — Вы автор более 300 работ, за каждой из них —
огромный труд, а еще чья-то судьба. Какими из своих трудов вы особенно гордитесь?

— Горжусь глобальным изучением поведения психически больных, их рождаемости, смертности, продолжительность жизни, что влияет на репродукцию, какие заболевания, социум, место жительства и т.д. Это была крупная докторская работа, которую я успешно защитил. Такой комплексный подход был в Советском Союзе сделан впервые, работа была очень актуальной.

Если коротко, к какому выводу вы пришли?

— Надо любить своих пациентов. Уважать. Помогать. Психиатр всегда будет защищать душевного больного. Всегда и несмотря ни на что. Видишь, у меня часть уха откушенная? Нос ломали. Руку тоже. Ну, это чтобы ты представляла, с кем приходится иметь дело. Вот такая «вредность» у профессии. И все равно, если бы мне сказали: начни все сначала, я бы прожил жизнь так же и снова выбрал бы эту профессию.